Фраза Вульфа о том, что ему сейчас придется работать, означала, что он будет сидеть с закрытыми глазами и с периодичностью три раза в час издавать тяжелые вздохи. Я уже понял, что даже если в голову ему придут светлые мысли, он со мной ими не поделится, и потому решил избавить босса от своего присутствия. Мне в любом случае нужно было на улицу: там ждала машина, которую предстояло отогнать в гараж. Из-за частичного затемнения прогулка поздним вечером, в отличие от довоенного времени, отнюдь не сулила удовольствия, но, впрочем, я его сейчас и не искал, а потому мне было все равно. Где-то в районе Пятидесятой улицы я окончательно решил снова попытать счастья и подать очередной рапорт с просьбой отправить меня на фронт. Здесь, дома, я не имел ничего против того, чтобы носить форму и работать в армейской разведке. Работа на гражданке у Ниро Вульфа тоже представлялась мне вполне терпимой. Однако при этом мне все сильнее казалось, что попытка совместить два этих занятия закончится для меня тюремным сроком с поражением в гражданских правах, а это означало, что я никогда не смогу баллотироваться в президенты.
Когда в двенадцатом часу я вернулся домой на Тридцать пятую улицу, то был настолько погружен в свои мысли о будущем, что даже не обратил внимания на мужчину, выбирающегося из такси. Заметил я его, только когда он принялся подниматься по ступенькам крыльца, к которому направлялся и сам. К тому моменту, когда я, преодолев восемь ступенек, оказался на одном уровне с гостем, он уже поднес палец к звонку. Услышав мои шаги, он обернулся, и я узнал Джона Белла Шэтака.
– А ну-ка позвольте, – заявил я и, протиснувшись между ним и дверью, вставил ключ в замок и повернул его.
– А-а… – протянул он, вглядываясь в мои черты, залитые сумеречным светом. – Майор Гудвин… Мне нужен мистер Вульф.
– А мистер Вульф в курсе, что он вам нужен?
– Да… я ему звонил…
– Ладно. – Я впустил его в дом и запер дверь. – Пойду скажу, что вы уже здесь.
Дверь в кабинет была распахнута. Оттуда донесся рев Вульфа:
– Арчи, веди его сюда!
– Слышали? Идите на звук, – бросил я Шэтаку.
Он послушно направился в кабинет. Я вошел вслед за ним и сел за свой стол.
– Быстро же вы добрались, сэр, – громыхнул Вульф. – Присаживайтесь. Вот самое удобное кресло.
Шэтак был в смокинге, однако галстук-бабочка был сдвинут чуть в сторону, а на рубашке виднелось пятно, отчего политик выглядел немного неряшливо. Он открыл рот, кинул на меня взгляд, закрыл его, потом посмотрел на Вульфа и, наконец, заговорил:
– Генерал Файф позвонил мне насчет полковника Райдера. Я как раз был на званом ужине… Мне предстояло выступить с речью… Как только я освободился, то сразу же позвонил вам. – Он снова на меня посмотрел. – Прошу меня простить, майор Гудвин, но мне кажется, что было бы лучше, если…
Едва переступив порог кабинета, я поспешно сел к себе за стол, потому что не сомневался: Вульф непременно выставит меня вон, а потому хотел заранее высказать ему свое мнение на этот счет. Однако слова Шэтака внесли в происходящее некоторые коррективы. Этот человек не просто предложил меня прогнать, против чего Вульф просто из принципа непременно бы возразил, он предложил меня прогнать, предварительно не посоветовавшись с хозяином кабинета. Босс счел такое поведение недопустимым.
– Майор Гудвин, – пояснил Вульф, – приставлен ко мне совершенно официально. Он мое доверенное лицо. Неужели вы хотите сообщить мне нечто такое, о чем военным лучше не знать?
– Разумеется нет, – ощетинился Шэтак. – Я не располагаю сведениями, которые хотел бы утаить от армии.
– Да неужели? – Вульф изумленно изогнул брови. – А вот я располагаю. Я храню сотни самых разных тайн, которыми лучше ни с кем не делиться. Мистер Шэтак, я в жизни не поверю, что вы чисты, как свежий снег. Впрочем, оставим это. Вы мне что-то хотели сказать насчет полковника Райдера?
– Не сказать. Спросить. Я узнал от Файфа, что вы расследуете обстоятельства гибели полковника и завтра представите генералу отчет. Вам уже удалось что-нибудь выяснить?
– Ну… Кое-что мы уже установили. Помните гранату? Ту, розовую, которую утром принес майор Гудвин, а полковник Райдер убрал себе в стол. Так вот, она взорвалась и убила его. Должно быть, он ее вынул: у нас есть основания полагать, что в момент взрыва граната находилась либо на столе, либо над ним. Ее осколки раскиданы по всему кабинету.
Я привожу слова Вульфа, потому что их услышал и они отложились у меня в памяти, однако, должен признаться, пока босс говорил, мой ум был занят другим. В первую очередь меня поразило не то, что я услышал, а то, что увидел. Прямо за Вульфом, чуть справа от него, висела написанная маслом по стеклу картина, изображающая памятник Вашингтону. Кстати сказать, картина эта служила маскировкой, прикрывавшей смотровое отверстие, через которое из специальной ниши рядом с кухней можно было наблюдать за происходящим в кабинете. Под картиной было прибито несколько небольших полочек, уставленных всякой всячиной, в том числе и всевозможными памятными сувенирами, доставшимися нам в ходе различных расследований.