Снид повел нас вверх по лестнице, на мокрую от дождя крышу и дальше, через лес кабелей, спускавшихся с потолка, натянутых, как снасти; каждый был закреплен с помощью большого железного ушка. Возле осыпающегося края Снид взялся за свисающую цепь и дернул шесть раз. Судя по четким интервалам между рывками, это был код. Через некоторое время сверху начал опускаться металлический пешеходный мостик.
Прямо над больницей небесные панели отвалились, обнажив переплетение труб и кабелей, откуда текла вода и изрыгался пар. Я увидела там что-то еще – сомнительного вида конструкции, втиснутые между трубами и неуместные, как локализованная сыпь на коже. Эти строения на высоте были освещены ярче любого из зданий внизу, и мостик опускался под углом от одного из них.
Нашу сменную одежду Фура оставила на попечении Сурт, мы все еще были в скафандрах без шлемов. Однако я доверяла этому мостику больше, чем веревочному мосту, и если забыть о том, что у меня болели кости и мышцы, добраться до самого верха не составило труда. Снид шел замыкающим. На полпути по дребезжащей лестнице я остановилась, чтобы полюбоваться унылым видом, всеми этими тошнотворными изгибами и кривыми перспективами. Прямо под нами была больница, ниже – залитая водой яма, а дальше тянулась темная полоса Порта Бесконечного, затуманенная паром и дождем там, где она вообще была видна, со многими улицами и зданиями, затерянными во мраке, и с пятнами мерцающего света там, где был хоть какой-то свет. Я заметила несколько красочных вывесок и рекламных панелей, и голубая вспышка трамвайного токоприемника на мгновение озарила угол улицы с сутулыми пешеходами, похожими на человечков, нарисованных мелом.
– Пошевеливайтесь, дамы, – у мистера Глиммери, знаете ли, плотный график.
– Как хорошо, что он нашел в этом графике местечко для нас, – пробормотала я, уверенная, что Снид не услышит.
В верхней части пешеходного мостика был дверной проем, по бокам от которого стояли знакомые нам помощники Снида – или, может быть, другие разумники, неотличимые друг от друга. Нас отвели в переднюю и опять обыскали не менее тщательно, чем в больнице, но, поскольку у Фуры и Сурт уже забрали оружие, ничего не нашли.
Убедившись, что мы не представляем угрозы для его хозяина, мистер Снид повел нас по коридору, устланному красным ковром. Мы оказались в просторной комнате, наполненной сладко пахнущим паром. Над головами перекрещивались огромные трубы. Стены были золотыми: куда ни кинь взгляд, золотая краска или панели, выкованные из золота; пол выстлан золотой плиткой. В стенах не было окон, но кое-где в полу прорубили отверстия, из которых открывался вид на город, и заделали каким-то достаточно прочным материалом. По периметру комнаты стояли покрытые золотым лаком ширмы, и по меньшей мере дюжина босоногих слуг в черных одеяниях ждала кругом с полотенцами на руках или ведрами у ног. Вид у этих мужчин и женщин был раболепствующий, но вместе с тем их мускулистые тела наводили на мысли о чем-то бандитском.
Главной особенностью комнаты – и причиной этого сладко пахнущего пара – были не трубы, а круглая ванна, занимавшая большую часть пола и утопленная заподлицо с ним.
Снид подошел к ванне.
– Ваши гости здесь, мистер Глиммери, – провозгласил он, чуть согнув колени. – Капитан Маранс и две ее помощницы с «Серой леди». Остальные внизу – одной нездоровится, другая дежурит у ее постели.
Мистер Глиммери лежал по шею в ванне. Горячая белая жидкость плескалась о борта. Пахло горячим молоком со специями. Мы видели только голову, да и то смутно, потому что с поверхности поднимался пар. Голова была безволосая, лицом обращенная в противоположную от нас сторону – создавалось впечатление, что там медленно варится нечто розовое. Трое слуг расположились вокруг бассейна, а четвертый как раз принес свежее ведро дымящегося молока, задержавшись лишь для того, чтобы добавить щедрую пригоршню чего-то, что я приняла за корицу или мускатный орех.
– Принесите мой халат, – сказала голова в ванне тихим булькающим голосом, как будто рот был частично погружен в воду.
– Вы слышали?! – Снид щелкнул пальцами.
Двое слуг удалились.
Мистер Глиммери начал подниматься из ванны, держась спиной к нам, но раскинув руки, когда они вынырнули на поверхность. Молоко стекало с него плотными белыми струйками, очерчивая контуры очень мощных плеч и широкой треугольной спины. Шея была толстой, как комель очень старого дерева, отрастившего огромные корни. Я нечасто пугалась сильных мужчин, находя их скорее смешными, чем грозными. Большинство таких людей, по моему опыту, выбрали для себя такую внешность потому, что им не хватало силы разума и убеждения, а следовательно, обилие мускулов было своего рода невольной рекламой этих недостатков. Но следует признать, что мистер Глиммери посрамил мое обычное презрение. Не могу сказать почему, но что-то в его росте и присутствии убедило меня: он всегда был таким, это результат природы, а не какой-то компенсаторный импульс; и я не могу судить по внешности о его мыслительных способностях.