Черные розы

Я киваю, я не могу говорить из-за очередного тягучего комка в горле.

– Можешь даже не сомневаться, – отвечаю я и вешаю трубку.

* * *

Я просыпаюсь от болезненного вскрика Хейли, тепло между нашими телами подтверждает, что мы пробыли в таком положении довольно долго. Я бросаю взгляд на часы, висящие на стене, – мы обе задремали на несколько часов. Уже почти полночь. Мейсона нет. И Кэссиди тоже.

Я проверяю телефон Мейсона. Пришло несколько сообщений от моих сестер, которые все еще ищут моего пропавшего без вести парня. Я кляну себя за то, что разбила свой телефон и оставила его лежать на тротуаре в прошлые выходные. Если бы не это, Мейсон был бы уже здесь и Хейли делали бы обследования, необходимые для того, чтобы ее вылечить.

– Ш-ш-ш, – выдыхаю я в ее волосы.

Я потираю ей спинку и произношу все то, что мама говорила мне в детстве, когда я болела. Может, обезболивающие, которые ей дали, перестают действовать? Интересно, почему к нам еще никто не приходил?

– Хочу папу, – ноет Хейли мне в плечо.

– Папа скоро придет. Я тебе обещаю, Хейли.

Я снова смотрю на телефон Мейсона, и у меня появляется идея. Я открываю папку с музыкой и листаю, пока не нахожу то, что мне нужно. Песню, которую Хейли напевала в тот день в парке. Я нажимаю на «Пуск» и делаю звук погромче, надеясь, что музыка отвлечет ее от боли.

Девочка смотрит на меня, и у нее дрожат губы. У нее текут сопли, и я вытираю их своим рукавом. Я начинаю подпевать песенке, меня совершенно не заботит мое любительское исполнение, ведь моей единственной слушательнице всего два года.

Крупная слеза скатывается у нее по щеке, а потом на ее губах появляется прекрасная безмятежная улыбка. Улыбка, которая захватывает все мое существо, улыбка, которая навечно завоевывает мое сердце.

Глава 32. Мейсон

Меня раздирают противоречия. Я испытываю благоговейный трепет. Я потерял дар речи.

Я хочу вломиться в палату и взять свою израненную дочь на руки. Первобытное желание защищать ее – защищать их обеих – очень сильно. Но то, что я наблюдаю сейчас в окне отдельной палаты Хейли, очень похоже на чудо.

Пайпер держит на руках мою дочь – она держит ее так, как мать держит своего ребенка. Она покачивается взад и вперед, качая Хейли мягкими успокаивающими движениями. Когда Пайпер немного поворачивается вбок, я вижу, что ее губы шевелятся. Похоже, она поет.

Я медленно и осторожно приоткрываю дверь, чтобы их не потревожить. До моих ушей долетает музыка, и я улыбаюсь. Откуда она узнала, что надо включить именно эту песню? Но дыхание у меня перехватывает не от песни, а от голоса Пайпер. Я не слышал ее пения с того дня, когда мы только познакомились, и она пела у меня в машине. Мои ноги приклеились к полу, я завороженно слушаю, как любовь всей моей жизни поет и утешает мою хрупкую дочь. Хейли держится за Пайпер так, словно от этого зависит ее жизнь. При виде крепнущей связи между ними мое сердце переполняется радостью.

Доктор заверил меня, что Хейли не получила серьезных повреждений. Возможно, понадобится наложить несколько швов и шину или гипс на руку. И хотя, как отец, я хочу сейчас подойти и взять Хейли на руки, как мужчина, я понимаю, что этот момент слишком важен для них, и поэтому не мешаю им.

Когда я увидел у своего подъезда Скайлар, которая бежала ко мне с перепуганным видом, я понял, что случилось что-то ужасное. Я подумал, что что-то случилось с Пайпер. Когда я узнал, что моя дочь попала в больницу, я испытал почти то же самое, что чувствовал после аварии, в которой погибли мои родители. Пока мы с Скайлар мчались в больницу, перед глазами у меня стояли их истерзанные умирающие тела.

Сегодня был один из тех дней, когда я был счастлив, что меня узнают. Медсестра без вопросов пропустила меня внутрь, а врач появился почти немедленно – я даже не успел дойти до палаты Хейли. Слова врача меня обнадежили. Для Скайлар и ее родных не было причин оставаться в больнице и всю ночь не спать, поэтому я отправил всех домой – обнять своих собственных детей – и пообещал сообщить им, если что-нибудь изменится.

Сейчас, стоя в дверях и глядя на Пайпер и Хейли вместе, я понимаю, что в этой палате находится все мое чертово будущее.

Хейли ерзает на руках у Пайпер и замечает меня.

– Папа! – визжит она и протягивает ко мне ручки.

В два прыжка я оказываюсь перед ней и беру ее маленькое травмированное тельце на руки. После долгих объятий я осматриваю ее повреждения. Слезы щиплют мне глаза, когда моя двухлетка начинает плакать, бормоча что-то нечленораздельное про то, что у нее болит рука и стучит в голове.

– Все будет хорошо, солнышко. Папа рядом. Доктор скоро придет и вылечит тебя. А потом мы поедем домой. Хорошо?

Она хлюпает носом и кивает.

Я смотрю на Пайпер, которая отошла в сторону, чтобы не мешать общению отца и дочери.

– Не могу выразить, насколько я тебе благодарен за то, что ты была здесь. Ты в порядке?