Он наполнил чайный стакан на треть дешёвой кишмишевской водкой и, развернув донскую селёдку, порезал её на куски прямо на канцелярских листах, напитавшихся селёдочного рассола, от чего чернильные строчки стали сливаться и превращаться в неразборчивые кляксы. Опрокинув в себя горячительный напиток, сидящий за столом человек с рыжими волосами и усами-щёткой наколол вилкой кусок рыбы и закусил. Глаза невольно побежали по бумаге, исписанной витиеватым, но чётким писарским почерком: «По настоящему акту… Карапет Айрапетян передаёт… чёрный бриллиант в пятьдесят девять каратов, именуемый «Чёрный Арагац». Сей камень допрежь был привезён Микаэлом Налбандяном из Калькутты (Индия) в качестве подарка армянскому народу от индийского купца армянского происхождения Арутюна Абгаряна. Сей брильянт будет храниться… Подпись: городской голова… и… июля месяца, одиннадцатого дня, 1862 года. Составил письмоводитель Л. С. Погосов». С трудом проглотив, застрявший в горле кусок селёдки, он поднялся и вышел из хаты. Пройдя по кривой улочке Собачьего хутора до рыбной лавки, человек вошёл внутрь и спросил у торговца:
— А скажи, любезный, откуда у тебя бумага, в которую ты мне только что рыбу завернул?
— Бумага? — поднял голову продавец. — Дык это архив Нахичевани с пятого года по семидесятый[66]
. В семидесятом годе ввели городское положение, а магистрат упразднили. Вот городской управа и выставил архив бывшего магистрата на торги по два рубля сорок копеек за пуд. Малость и мне досталось. Таперича и переживать не буду во что продукты заворачивать.— И как же дума такое разрешила?
— Ага, дозволила. Балакают, продали пятьдесят пудов. Городская касса обогатилась аж на сто с лишним рублёв. А чё, правильно. Негоже бумажкам зазря лежать и мышей кормить. По-хозяйски поступили.
— Так это же история города. Как же можно её было продавать?
— Да кому она нужна, гистория эта! Так хоть полезность какая-никакая имеется.
— Да, барыш огромный! — усмехнулся он, покидая лавку.
Вернувшись обратно в хату, покупатель переложил селёдку на тарелку, а бумагу расстелил перед собой. Он выпил ещё полстакана водки, вновь закусил солёной рыбой и, закурив папиросу, принялся размышлять: «Пятьдесят девять каратов! С ума сойти! Это же целое состояние! Причём хватит на жизнь ещё и потомкам… Но надо спокойно во всём разобраться. Что мы имеем? Некий Налбандян привёз из Индии алмаз и что? Отдал его городскому голове? Получается так. Наверное, тоже какой-то акт составляли… Это уже не столь важно. Вопрос, конечно, возникает: а этот Налбандян, часом, не рехнулся? Зачем он вернулся сюда с камнем? С такими деньжищами он мог бы жить припеваючи в любой стране мира… Интересно, как ему удалось протащить такую ценность через таможню? Пошлина должна была быть сумасшедшая! Чует моё сердце, что здесь пахнет контрабандой… Хорошо. Допустим, привёз он этот «Чёрный Агарац» — тьфу ты! — «Арагац» в Ростов или Нахичевань. Молодец! Камень сохранил, жандармов на границе вокруг пальца обвёл — так спрячь его и ищи спокойно достойного покупателя. Для чего переться к городскому голове? К этому Айрапетяну? А если уж и приплёлся, зачем камень отдавать? Похоже, Налбадян точно был умопомешанный. С ним всё понятно. А городской голова? Они что, оба из лечебницы для душевнобольных сбежали? Ну взял ты камушек, от дурака он тебе достался, так и радуйся! Зачем его кому-то передавать, да ещё и по акту? Раз есть акт, значит, бумага была составлена как минимум в двух экземплярах. Стало быть, не умыкнёшь по-тихому, потому что у кого-то есть и второй такой же лист. Так вот, передал этот Айрапетян кому-то бриллиант, а тот, второй, обязался хранить его в определённом месте. Знать бы в каком! Жаль строчки поплыли, и непонятно, у кого камешек. А вот интересно, кто текст составлял? Письмоводитель Л. С. Погосов? …Сдаётся мне, что судьба подбрасывает мне сюрпризы один за другим… Случайность или фарт? Неплохо бы разузнать про все эти события почти тридцатилетней давности. А что, если бриллиант так и лежит спокойненько в укромном местечке? Интересно, жив ли Айрапетян? И письмоводитель. Да, это ниточка. Канцелярская крыса наверняка наведёт на хранителя камня, если, конечно, нож к горлу приставить. А с алмазом я буду чертовски богат. И документы новые выправлю, и уеду из этого проклятого места навсегда. Главное — прятаться больше не надо будет. Только вот торопиться не пристало. Прежде следует ещё раз всё хорошенько обмозговать, а уж потом действовать. Могло быть и так, конечно, что бриллиант давно продали. Да как об этом узнаешь? Об этом в газетах не напишут. А если нет? Если о камне благополучно забыли? Этим делом стоит заняться. Выйдет, что из него или нет, — неведомо. Во всяком случае, я ничего не теряю, а уж если повезёт, то впереди меня ожидает не жизнь, а вечная Пасха да Масленица… А то ведь я совсем расстроился из-за ничего не стоящего бронзового клада. Нет, он бесспорно представляет интерес, но только для полоумных учёных. Обидно. А вдвойне обидно, что и золотые греческие монеты таковыми не оказались».