Черный Арагац

Глава 12 Три встречи

I

Дневной свет едва пробивался сквозь небольшое оконце монашеской кельи. Два человека сидели на стульях с высокими спинками, за простым деревянным столом напротив друг друга. Первый, расположившийся у серой каменной стены, облачённый в чёрный шерстяной плащ и остроконечный клобук, слушал собеседника морщась, точно пил полынный отвар. Дождавшись, когда его визави наконец замолчал, он сказал:

— Я не знаю, кто вы такой. Вы можете выдавать себя за кого угодно. И почему я должен вам верить?

— Если хотите, святой отец, я могу показать вам паспорт?

— Не мешало бы.

— Вот, пожалуйста, смотрите. Тут всё чёрным по белому, как я вам и рекомендовался.

— Давайте вернёмся к первому вашему предложению, с которого начался наш разговор. Вы утверждаете, что представляете интересы зейтунских армян, готовых выступить против турок, так?

— Совершенно верно.

— Что вы можете предъявить, кроме ваших слов?

— Партийный билет.

— От какой партии?

— Я вхожу в социалистическую партию «Гнчак», которая руководит борьбой зейтунцев.

— Допустим.

— Вот, пожалуйста, святой отец, возьмите. В ваших руках сейчас моя жизнь. Если эта бумага попадёт к жандармам, то меня отправят этапом на Нерчинскую каторгу. Неужели вам этого мало?

— Что ж, тогда не будем рисковать. Забирайте свой билет. Он мне не нужен.

— Вы и после этого во мне сомневаетесь?

— Хороший художник за полчаса нарисует десяток подобных.

— Право же, так и ассигнации подделывают, но разве это даёт основание для недоверия лично мне?

— Вас я вижу впервые.

— Верните то, что вам не принадлежит.

— Я не пойму о чём вы?

— О чёрном бриллианте в пятьдесят девять каратов, который Микаэл Налбандян привёз в Нахичевань из Калькутты в 1862 году, но через несколько дней после этого был арестован.

— Послушайте, вы обратились ко мне с просьбой выслушать вас. Я согласился. Вы тут же заявили, что являетесь членом социалистической партии «Гнчак» и выражаете интересы зейтунских армян. Я вам отвечаю: я не знаю никакой партии «Гнчак», как мне неизвестны и другие подобные, запрещённые законами Российской империи политические организации. А теперь вы, будучи явно неудовлетворённым тем, что я не поддаюсь на ваши провокации, решили озвучить ещё какую-то тему, связанную с бывшим сидельцем Алексеевского равелина Петропавловской крепости и упоминанием какого-то бриллианта? Тогда у меня к вам встречный вопрос: если вы утверждаете, что господин Налбандян привёз сюда названную вами ценность, то он, очевидно, пересёк границу?

— Конечно.

— И вероятно, прошёл таможенный досмотр?

— Естественно, отец Адам.

— Стало быть, тот бриллиант был осмотрен жандармскими офицерами?

— Сомневаюсь. Он не показал его властям.

— Тогда, ко всему прочему, Налбандян ещё и контрабандист?

— Если подходить строго по букве закона — вы правы, но он нарушил закон не для собственной наживы, а ради обретения свободы армянского народа.

— Давайте обойдёмся без эмоциональных оценок. Итак, вы считаете, что я являюсь его сообщником? И у меня находится незаконная драгоценность? Значит, я преступник?

— Нет, святой отец, я надеюсь, что вы наш единомышленник.

— А знаете, сколько мне было лет в 1862 году?

— Полагаю, двадцать с небольшим.

— И я был простым монахом, а не настоятелем монастыря.

— Я прекрасно это понимаю. Но алмаз, по всем вероятиям, был передан вам прежним настоятелем перед самой его смертью.

— Вам так кажется?

— Да.

— Надо же, какая гипотеза! Да мало ли что творится в вашем больном воображении? Разве должен я из-за этого выслушивать сии бредни вот уже полчаса?

— Простите, что я отнимаю ваше время, но это вопрос обретения свободы армянского народа, находящегося под гнётом Османской империи.

— Не стоит прикрываться высокими материями человеку с довольно мутной биографией и непонятными, вызывающими сомнение документами. Вы показали мне паспорт, а потом и билет члена запрещённой организации. И что я должен делать после этого? Благословить вас на государственные преступления? А не опасаетесь ли вы, что после вашего ухода я заявлю на вас жандармам? И вас отыщут через несколько часов, а может, и быстрее. Кстати, вы где остановились? В гостинице? На квартире? Адресок не оставите?

— Шутить изволите, ваше высокопреподобие?

— Отнюдь.

— Честь имею кланяться. Жаль, что вы мне не поверили. Но я вас уверяю, наша встреча не последняя.

Человек поднялся и вышел из комнаты, тихо затворив за собой дверь, словно боясь ещё больше рассердить недовольного архимандрита.

II

В трактире на Графской улице Бессовестной слободки, расположенной на правом берегу реки Темерник, за три квартала до межи станицы Гниловской, было шумно. Играла гармошка, да слышался хриплый, полупьяный голос певца, развлекавшего небогатый местный люд Тобольской-тюремной: