Та поездка оказалась для меня особенной: ночь в поле, аэростат над лугом, песни на свежем воздухе, разговоры о Тургеневе, о литературе, о жизни. Там же у меня произошли новые встречи и завязались новые знакомства. Особенно запомнилась наша вылазка на Козье озеро, когда мы, решив спрямить дорогу, угодили в болотину. «Не зная броду, не лезь в воду!» — смеялись мы, очищая свою обувь и одежду от вонючей глины. Именно там, на Бежином лугу, я впервые за многие годы наконец-то вылез из кабины самолёта, снял с себя мундир и в буквальном смысле этого слова пошёл по земле, ступая по ней босыми ногами.
— Правильно делаешь! Земля лечит, — глянув на мои запылённые ноги, заметил Ганичев.
Как сказал один из героев повести Ивана Сергеевича Тургенева «Первая любовь», у меня никогда не было первой любви. Я сразу же начал со второй. Вернувшись с Бежина луга, я перечитал Тургенева и, вспомнив давний совет Миши Зайцева, начал писать свою первую пьесу, которая с небывалыми трудностями, но всё же будет поставлена через несколько лет иркутским ТЮЗом. После переезда в Москву за короткое время я уже не облетал, как это было до того в Сибири, почти все деревни и города на самолёте, где, кроме столовых, гостиниц и магазинов, я ничего не видел. Здесь я объездил на поездах и машинах всю европейскую часть нашей некогда великой страны. Слава Богу, что нашлись люди, которые сказали: поезжай и посмотри на всё своими глазами, тебе это пригодится.
Побывал в Смоленске, Калуге, Волгограде, Рязани, Курске, Ростове, Николаеве, Севастополе, Санкт-Петербурге, Орле, Омске, Якутске, Ульяновске, Екатеринбурге, Липецке, Ельце, Можайске, Тирасполе, Вологде, Вязьме, Очакове, Тольятти, Дорогобуже, Гагарине, Одессе. Уже на пароходе по Волго-Балтийскому каналу приплыл на Валаам, по пути побывав в Угличе и Мышкине, посмотрел торчащие из воды колокольни затопленной Мологи. Когда писал «Воздушный меч России», то слетал на самолёте на авиабазу Энгельс и даже полетал в кабине ракетоносца.
Особое чувство я испытал, когда впервые, уже поздним вечером, мы приехали на Бородинское поле.
Мы поднялись на батарею Раевского, спустились в дзот, в котором в сорок первом году держали оборону сибиряки под командованием полковника Полосухина. Потом забрались на Семёновские флеши, походили по усыпальнице графа Тучкова — Спасо-Бородинскому храму. До сих пор перед глазами стоят выставленные под открытым небом зеленоватые от времени наполеоновские пушки. «Последний довод короля», — прочёл я на одной из них.
«Что ж, весомый аргумент даже и в наши дни!» — подумал, я вспомнив недавний расстрел Ельциным Белого дома из танков.
Позже наконец-то добрался до Куликова и Прохорова полей, до тех памятных мест, о которых, открывая учебник истории, слышал ещё в школе. Но тогда, детским ещё сознанием, всё принималось за веру: вот книжка, вот картинка, смотри и запоминай.
В авиации есть такое понятие: сличение карты с пролетаемой местностью. Во время полёта у тебя на коленях разостлана отпечатанная бумажная карта. Ты пальцем отыскиваешь свой маршрут и, заглядывая сверху на проплывающую внизу землю, соединяешь себя с тем, что находится под самолётом, убеждаешься, что летишь верно и всё, что есть на карте, реально существует в жизни. Что-то подобное происходило и во время наших поездок по городам и весям нашей, как принято говорить, необъятной России. Уже не на бумаге, не по картинкам и фильмам перед тобой открывалась непростая, зачастую кровавая история нашей земли.
В Смоленске мы побывали в Свято-Успенском соборе, славном своей героической обороной 1609–1611 годов от поляков с его святыней — шитой пеленой «Положение во гроб»; в Курске отстояли службу в Воскресенско-Ильинском храме, где когда-то крестили Серафима Саровского; в Угличе нам показали колокол, который по приказу царя Бориса был сброшен с колокольни, он был бит плетьми, ему вырвали язык, и он был сослан в Тобольск.
В Озерках, где когда-то жил Иван Алексеевич Бунин, мы с учителем истории Натальей Петровой и замечательным елецким писателем Александром Новосельцевым попытались с ходу, с наскоку спасти от закрытия сельскую школу в бывшем имении Ивана Алексеевича Бунина. И так увлеклись этим процессом, что нас чуть было не оставили в школе на вечное поселение. Писатели укатили на автобусе, мы было бросились вдогонку, но тщетно. Пришлось догонять писательскую братию на попутной машине. Позже Наталья Георгиевна напишет о нашем посещении забытой озерецкой школы, заодно вспомнит гимназию, где учились Иван Алексеевич Бунин и Михаил Михайлович Пришвин, расскажет о проблемах сельских школ со времён Ивана Грозного до сегодняшних дней в своей удивительно доброй и добротной книге «Повседневная жизнь школьного учителя от монастырского учения до ЕГЭ».