Черный Карлик. Легенда о Монтрозе

— Клянусь честью, капитан Дальгетти, — сказал Монтроз, — если бы маркиз, вопреки правилам войны, осмелился причинить вам какое-либо увечье, можете быть уверены, я ему так отомщу, что по всей Шотландии шум пойдет!

— Но Дугалду Дальгетти от этого не будет легче, — заметил капитан. — Что ж, coragio![19] — как говорят испанцы. Имея в виду обетованную землю, сиречь угодья Драмсуокит — mea paupera regna[20], как мы говаривали в маршальской коллегии, я не стану отнекиваться от поручения вашего превосходительства, ибо знаю, что честный воин должен повиноваться своему командиру и не обращать внимания ни на меч, ни на виселицу.

— Благородное решение! — сказал Монтроз. — Угодно вам отойти со мной в сторону? Я передам вам условия, на которых мы согласимся обеспечить мирное положение горным округам, подвластным Мак-Калемору. Эти условия вы и должны будете ему изложить.

Но мы не станем утруждать читателя точным текстом этих переговоров, довольно сказать, что они носили характер уклончивый, в духе того предложения, которое было прислано с единственною целью выиграть время, как думал Монтроз.

Получив все предписания начальства, капитан Дальгетти откланялся по-военному и уже пошел было к двери, но Монтроз движением руки позвал его назад.

— Я полагаю, — сказал он, — что нечего напоминать опытному офицеру, служившему в войсках великого Густава, что от него ожидается нечто большее, чем от обыкновенного парламентера: отправляя вас с этим мирным флагом, ваш главнокомандующий ожидает, что по возвращении в лагерь вы будете в состоянии дать ему кое-какие сведения о положении неприятельских дел… Короче говоря, капитан Дальгетти, я надеюсь, что вы будете до некоторой степени ясновидящи!

— Ага, ваше превосходительство, — молвил капитан, придав своим грубым чертам неподражаемое выражение хитрости и смышлености, — лишь бы они не тюкнули меня по голове, что частенько случается с честными солдатами, когда их подозревают в том самом, за чем вы изволите меня посылать. Будьте благонадежны: все, что увидит и услышит Дугалд Дальгетти, он в точности доложит вашему превосходительству; уж я сосчитаю и на сколько ладов строится пиброх Мак-Калемора, и сколько шашек и клеточек на его пледе и штанах…

— Ладно, — сказал Монтроз, — прощайте, капитан Дальгетти. Знаете, говорят, что когда дамы пишут письма, то главный смысл надо искать в постскриптуме; так и вы помните, что главнейшая часть возложенного на вас поручения кроется в моих последних инструкциях.

Дальгетти еще раз ухмыльнулся с лукавым видом и пошел добывать провиант своему коню и себе самому, ввиду длинного и трудного путешествия.

У дверей конюшни — потому что о Густаве он позаботился, конечно, прежде всего — он встретил Ангуса Мак-Олея и сэра Майлса Месгрейва, которые осматривали его коня и, расхвалив в должной мере его статьи и ходкость, начали наперерыв уговаривать капитана, чтобы он не брал с собой в это утомительное и тяжелое путешествие такой отличной и ценной лошади.

Ангус в самых тревожных выражениях описал дорогу или, лучше сказать, отсутствие дорог на пути в Аргайлшир, упомянул и о жалких лачугах и простых шалашах, где придется ему по необходимости останавливаться на ночь и где невозможно найти никакого корма для лошади, если она не захочет глодать прошлогоднего бурьяна на вересковых луговинах. Словом, он утверждал, что, сделав такой поход, конь не будет годен для дальнейшей военной службы. Англичанин вполне подтвердил все, что говорил Ангус, и заявил, что готов предать черту свое тело и душу, если не жалость губить сколько-нибудь ценную скотину, пустив ее в такой пустынный и бесприютный край. Капитан Дальгетти с минуту пристально смотрел сначала на одного джентльмена, потом на другого, и как бы в нерешимости спросил, что же они ему посоветуют делать с Густавом при столь затруднительных обстоятельствах.

— Клянусь рукой моего отца, друг мой любезный, — сказал Ангус Мак-Олей, — если оставите коня на мое попечение, ручаюсь вам, что он будет кормлен и холен как следует, и когда, бог даст, вы воротитесь, то застанете его гладким, как луковка, кипяченная в масле.

— А если достойный кавалер рассудит за благо расстаться со своим конем за приличную цену, — сказал сэр Майлс Месгрейв, — у меня в кошельке еще кое-что осталось от тех серебряных подсвечников, и я с радостью готов пересыпать эти остатки в его карман.

— Одним словом, почтеннейшие друзья мои, — сказал капитан Дальгетти, посматривая на них с комической проницательностью, — я вижу, что вам обоим очень хочется иметь что-нибудь на память о старом воине, на тот случай, коли Мак-Калемору вздумается его повесить на воротах своего замка… Ну, конечно, и мне в таком случае было бы крайне утешительно сознавать, что наследником моим оказался такой благородный и родовитый кавалер, как сэр Майлс Месгрейв, или столь почтенный и гостеприимный вождь, как наш ласковый хозяин.