Черный Карлик. Легенда о Монтрозе

— А вот позвольте доложить, ваше превосходительство, — ответил Дальгетти, — в течение нескольких недель, что я провел с ними ради заживления моей раны, они беспрестанно должны были перекочевывать с места на место по той причине, что Аргайл все еще хлопотал о поимке некоего офицера, облеченного доверием вашего превосходительства. Вот тут-то я и имел случай оценить их ловкость, проворство и подробное знание местности, а когда я настолько окреп, что уже был в состоянии явиться в главную квартиру вашей светлости, этот честный простак, Ранальд Мак-Иф, провел меня сюда такими дорогами, что даже лошадь моя — изволите помнить моего Густава? — отлично могла всюду пройти. Вот я тогда и подумал, что если бы понадобилось совершить поход по горам в этой западной части королевства, то лучших проводников и желать нельзя, как этот Ранальд и его товарищи.

— Можете ли вы поручиться за верность и преданность этого человека? — сказал Монтроз. — Как его зовут и кто он такой?

— Он ремеслом разбойник и бродяга, — отвечал Дальгетти, — отчасти, пожалуй, убийца и душегуб; а зовут его Ранальд Мак-Иф, что означает Ранальд Сын Тумана.

— Это прозвище мне что-то знакомо, — сказал Монтроз, задумавшись. — Ведь эти Сыновья Тумана, если не ошибаюсь, совершили какое-то злодейство в семье Мак-Олей?

Майор Дальгетти начал рассказывать про убийство лесничего, и Монтроз, обладавший превосходной памятью, тотчас припомнил все обстоятельства этой фамильной вражды.

— Какая жалость и досада, — сказал Монтроз, — что существует такая непримиримая вражда между этими людьми и Мак-Олеями. Аллен выказал много мужества в нынешнюю войну, а странная таинственность его речей и поступков оказывает такое могучее влияние на его земляков, что возбудить его неудовольствие было бы мне особенно тяжело, да и небезопасно. А между тем, если эти люди могут нам быть до такой степени полезны и если, как вы говорите, майор Дальгетти, на них действительно можно положиться…

— На этот счет, ваше превосходительство, я готов прозакладывать все мое жалованье вместе с наградными, и коня моего, и оружие, и собственную голову, — сказал майор, — а уж большего, кажется, и для родного отца нельзя сделать.

— Это все прекрасно, — сказал Монтроз, — но дело это такое важное, что я все-таки желал бы знать, на чем вы основываете свою твердую уверенность?

— Коротко сказать, милорд, — произнес майор, — они не только не воспользовались богатой наградой, которую Аргайл сделал мне честь назначить за мою бедную голову, не только не подумали завладеть моей личной собственностью, на которую, наверное, польстился бы каждый регулярный солдат в какой угодно европейской армии, не только возвратили мне моего коня, весьма ценного, как изволите знать, ваше превосходительство, но даже не согласились принять от меня ни одного стайвера, ни пенни, ни мараведи{111} за мое содержание и лечение. Я даже предлагал им просто поделиться моей наличной звонкой монетой — и то не взяли, а уж это такое дело, что ни в одной христианской стране не доводилось мне видеть ничего подобного.

— Я согласен, — сказал Монтроз после минутного размышления, — что их отношение к вам доказывает искреннюю преданность; но можно ли поручиться, что эта фамильная вражда не возгорится как-нибудь внезапно? — Он замолчал, а потом вдруг прибавил: — Однако, майор, я позабываю, что сам-то поужинал, а вы в это время путешествовали при лунном свете.

Он позвал слуг и приказал принести вина и чего-нибудь закусить. Майор Дальгетти, с аппетитом выздоравливающего, воротившегося с пустынной стоянки в горах, не заставил себя долго потчевать, а накинулся на предложенные яства с такой жадностью и начал их уничтожать с таким проворством, что маркиз, налив себе кубок вина и выпив за его здоровье, заметил:

— Как ни плоха у нас в лагере провизия, майор Дальгетти, боюсь, что вам доставалась еще худшая во время ваших странствий по Аргайлширу?

— В этом и побожиться не грех, ваше превосходительство, — отвечал майор, набив себе полный рот, — до сих пор еще чую вкус черствого хлеба и мутной воды, которыми угощали меня в замке у Аргайла, а что до того, чем кормили меня Сыновья Тумана, должен сказать, что, как они, бедняги, ни старались достать что-нибудь получше, мне как-то не шел впрок их корм; бывало, как надену свой панцирь, — а я, ради удобства, вынужден был с ним расстаться в дороге, — так я в нем и катаюсь из стороны в сторону, словно высохший орех в прошлогодней скорлупе.

— Ну вот, теперь наверстаете потерянное, питайтесь хорошенько, майор Дальгетти!

— Поистине, — отвечал воин, — это едва ли возможно будет сделать, иначе как если тотчас же получу наградные вместе с жалованьем, потому что, поверьте, ваше превосходительство, я теперь потерял сорок два фунта весу, а нагулял я их именно в Голландии, в ту пору, как нам аккуратно платили жалованье…