Черный халифат

На площади перед домом Аббаса росли в круг пальмы, а между ними толпились боевики, кричали, улюлюкали, потрясая автоматами, поднятыми над головами.

Припарковавшись, Петр нехотя вышел, догадываясь, что увидит не собрание любителей бисероплетения. Если эти парни и любят что-нибудь нанизывать на проволоку, то это не стекляшки, а зубы неверных, а то и отрезанные головы.

Пиршество смерти продолжалось не только в стычках с сирийскими войсками, курдами, конкурирующими бандами, но и здесь, в городе, где у многих были семьи, где предполагалось отдыхать между боями.

Но Горюнов уже успел проникнуться здешней атмосферой – если кто-то и мог тут расслабиться, это тот, кто ездит с кортежем охраны из двух сотен громил по Эр-Ракке, и его приближенные.

Остальных, очевидно, не отпускало ни на минуту. Ставки слишком высоки. Малейшая оплошность – и смерть. Участие в ИГИЛ не гарантировало безопасность внутри самого ИГИЛ. Скорее наоборот, риски возрастали стократно. Поэтому, как в любом мужском коллективе, друг перед другом они пытались выделиться. В данной ситуации выделиться они могли только жестокостью. Соревнуясь таким образом, доводили это мастерство до абсурда. Беспомощность жертв и безнаказанность опьяняли. Аюб тоже вел себя вольготно.

Петр обнаружил инструктора в центре круга. Рядом находился тот самый мальчишка, которого Поляк вчера видел в доме Аюба. Перед ними на коленях стоял очередной приговоренный.

Приставив пистолет к его затылку, зажмурившись, мальчишка выстрелил. Отдачей руку подростка откинуло, и жертву тяжело, наверное, смертельно ранило.

Мужчина ткнулся носом в асфальт и дергался, хрипел, впрочем, это не было агонией. Мучился бы он еще долго.

Толпа улюлюкала, выкрикивали: «Аллах акбар!»

У мальчишки дрожали руки, он, улыбаясь, застывшим взглядом смотрел на корчившегося в муках у его ног человека.

Петр шагнул в круг, на ходу вынимая пистолет из кобуры и снимая его с предохранителя. Было желание пристрелить маленького выродка, но выстрелил в голову раненого, прекратив его смертные муки.

Толпа восприняла это как новый виток жестокости, оправданный бравадой и фальшивым исламом…

Убрав пистолет, Поляк дал мальчишке оплеуху. Тот перестал улыбаться. Губы у него задрожали.

– Не умеешь, не берись! – прокомментировал Петр свой поступок.

– Иди! – неожиданно поддержал его Аюб и ткнул мальчишку в спину, в сторону дома.

Уже у резной двери, ведущей в дом, Аюб пояснил:

– Джелиль мой племянник. Бестолковый парень. Отец его погиб в Ираке. Теперь он со своей матерью и тремя сестрами на моем попечении. Бездельник тот еще. Он не способен воевать, – Аюб поднял на лоб солнцезащитные очки и возвел глаза к потолку.

– Он довольно бодро выстрелил, – попытался утешить Горюнов.

– В бою у этого болвана не появится возможности выстрелить еще раз. К тому времени он уже будет сам валяться с дыркой во лбу. Добрый дядя не придет и не поможет.

– Ты себя имеешь в виду или меня?

– Ну да, – Аюб хлопнул Петра по плечу, заставив того вскрикнуть от боли. – Извини, забыл о твоем ранении… Вообще у меня к тебе дело. Поднимемся в кабинет. Что за шум? – Он поморщился и свесился с лестничной площадки, где они уже стояли с Горюновым на пути к кабинету. За перилами было узкое окно в стене, которое выходило во двор. Петр тоже мельком взглянул туда.

Один из подручных Аюба – Хака стоял около металлического куба, наполненного водой. В этот куб Хака макал кого-то головой. Виднелись только дрыгающиеся ноги и связанные за спиной и уже посиневшие руки.

Петр не пошел за Аюбом. Облокотившись о перила, приблизился к окну и наблюдал за тем, что разворачивалось во дворе.

Аюб выбежал и, отпихнув Хаку, вытащил из воды русского пленника – инженера. Тот, мокрый и бледный, еле дышал и устоял на ногах только потому, что, согнувшись пополам, прислонился плечом к железной стенке куба. Аюб, жестикулируя, что-то втолковывал Хаке. Боевик ухитрился так ссутулиться, ужаться, что стал ниже ростом, чем Аюб, хотя был здоровяком с покатыми внушительными плечами.

Затем Хака подхватил пленного под мышки и поволок к дому. Вскоре Аюб появился на лестничной площадке.

– Пошли, – коротко бросил инструктор.

Его кабинет сильно отличался от кабинета в доме Аюба. Этот напоминал склад забытых вещей. Вдоль стен стояли деревянные ящики с маркировкой на арабском и универсальными символами, нанесенными по трафарету «Осторожно: хрупкое!», «Не катить» и «Штабелирование запрещается». На полу валялось несколько клоков бумажного наполнителя, которым заменяют солому для упаковки бьющихся ценных предметов.

– Что это у тебя как на барахолке? – Петр поискал куда сесть. Хотел было пристроиться на один из ящиков, но Аюб крикнул:

– Эй, эй! Не туда. – И ногой толкнул табурет в сторону гостя.

– Чего им будет? Это же оружие?

Аюб покачал в воздухе указательным пальцем, смуглым и коротким.

– Это завтра в Турцию с охраной отправлю. Тут хватит на всю оставшуюся жизнь, мне и моим детям.

Петр молчал, ожидая объяснений, но они не последовали. Вместо этого Аюб с недовольной физиономией спросил:

– Что ты путаешься с этим Аббасом? Я ему не верю!