– Не знаю, – задумчиво протянул Петр. – Может, чтобы поддерживать через нее связь с курдами, с Аббасом. Или чтобы наладить связь с иракскими курдами. Скажу, что договаривался об этом с Зарифой еще в Сирии, потому она и приехала в Москву. По моей просьбе. О Мансуре умолчу, пусть гадают, куда он исчез. Про ее покушение пока, кроме нас, никто не знает.
– Надо допытаться у нее, не сообщила ли она Галибу о том, что повезет мальчишку в Москву.
– Вряд ли. Если он не спрашивал у нее, она сама не побежит докладывать. Я ее неплохо знаю, курс молодого бойца она проходила под моим началом…
– Это я помню, – отмахнулся Александров. – Буду думать. До твоего отъезда время есть… Но с ней придется провести довольно откровенный разговор. А если она отвергнет такое предложение? Нет, это все-таки слишком большой и неоправданный риск. Зарифа не тот кадр, за который стоит так бороться.
– Полуправда ее устроит. Я скажу, например, что выкупил ее из полиции, я могу соврать, что знакомые помогли или я забрал заявление. Да мало ли что! Она не догадывается, что я разведчик, предполагает, что я действую в интересах каких-нибудь внеправительственных структур. Через них снабжал курдов оружием, через них пытаюсь помогать Аббасу.
– Когда до нее доберется Галиб, а это непременно произойдет, он может и рассказать ей, кем ты являешься на самом деле. Какая будет у нее реакция? Девушка она вспыльчивая, как мы уже убедились. Слишком непредсказуемая. Что ты качаешь головой?
– Мне она понятна, – пожал плечами Горюнов.
– По-моему, ты зациклился. А такое сложное построение не приведет ни к чему хорошему. Держать при себе все время агента MIT, пусть и расположенную к тебе, но пытавшуюся убить – это абсурд. Она будет сковывать все твои действия. А нам надо, чтобы ты в Ираке работал как можно эффективнее. И не тратил время на внушение взбалмошной Зарифе дезинформации для митовцев. Слишком запутанно… У тебя просто глаз, что называется, замылился на Зарифу. С ее подачи убили Дилар, она напала на тебя в твоем собственном доме. Что еще надо? Только держаться от нее подальше, – пристукнул по столу Александров.
Горюнов сидел, набычившись. Он оставался при своем мнении.
– А что ты думаешь насчет ее болтовни о радикальной группе курдов, ликвидирующих своих же за то, что те недостаточно радикальные? При чем здесь вообще все это?
– Курды с радикальными воззрениями там есть. Но Зара, как я думаю, просто зубы заговаривает. Надо же ей что-то говорить. До правды в отношении нее еще предстоит добираться и добираться… Да нормально все будет, Евгений Иванович!
– Я никогда не забуду те ощущения, когда пять лет назад из Багдада стали приходить сообщения, что там совершают нападения на парикмахеров, – генерал покачал головой. – За два дня пристрелили троих.
– Помню, – недовольно кивнул Петр, понимая, к чему клонит Евгений Иванович. – Через год снова трясли цирюльников. Исламские радикалы били нашего брата за то, что бреют бороды, а одного арестовали американцы. Он, наоборот, изменял с помощью стрижки внешность боевиков «Аль-Каиды».
– Ты же понимаешь, что это не просто так было. Где-то утечка произошла. Но не знали, какой парикмахер конкретно.
– Вряд ли. Тогда бы они прошерстили все цирюльни. Но до меня дело не дошло…
Петр умолчал, о чем думал на самом деле. Когда начались нападения в Багдаде на парикмахеров, это кому-то могло показаться шуткой, но сразу насторожило Горюнова. Слухи распространились по городу довольно быстро. И Петр находился все время в напряжении и боевой готовности, таскал пистолет за поясом, хотя обычно этого не делал. Он подозревал, что охота на работников ножниц и расчески стихла тогда, когда один из захваченных боевиками признался под пытками, что он и есть разведчик.
Однако история повторилась через год. Тогда уже американцы задержали Валида Мухаммада аль-Зубейди. Якобы он помогал менять внешность боевикам. И все стихло снова. Горюнов и тогда подозревал, что работало ЦРУ. По-видимому, аль-Зубейди взял на себя чужую вину. Поскольку к России никто не обращался, не дезавуировали «российского» разведчика аль-Зубейди, значит, в ЦРУ не знали наверняка, какой разведке принадлежит искомый парикмахер. Слышали звон, да так и не поняли, где он. * * *
Монумент «Мечи Кадисии» отчасти стал для Петра символом того, что Багдад так и не пал под мощью американского натиска. Набросок будущих триумфальных арок сделал ныне покойный Саддам Хусейн в честь победы в ирано-иракской войне. Война закончилась ничем, но он считал это победой. Сорокаметровые скрещенные мечи в бронзовых руках, на которых есть отпечаток большого пальца Хусейна, изготовлены из переплавленной трофейной техники и оружия. Около основания монумента лежат более тысячи иранских вражеских касок. Как монумент ни пытались разрушить американские солдаты – не получилось.