Он казался огромной морской птицей, несущейся над штормовым морем. Бесстрашно взлетал он на гребни волн, зависал на секунду в шатком равновесии, от которого пробирала дрожь, и тут же обрушивался в пропасть между валами, исчезая в ней почти целиком. И вновь появлялся в неверном тускнеющем свете сумерек.
Молнии сверкали над его мачтами, озаряя синеватым светом чудовищно раздутые паруса. Огромные валы разбивались о борта, заливая время от времени даже палубу, но корабль не сдавался, а прямиком, не меняя даже галсов, шел в направлении Пуэрто-Лимона, точно гордый и неустрашимый морской дух.
Видя, что он уже приблизился к их маленькой бухте, рыбаки в ужасе переглянулись.
– Там готовятся к высадке, – закричал один из них. – На борту готовят шлюпки и якоря.
– Бежим! – завопили другие. – Это корсары с Тортуги. Бежим!..
И они стремглав бросились по узким улочкам города, а вернее, просто поселка, поскольку Пуэрто-Лимон был в те времена не так населен, как сейчас.
Сержант и оставшиеся солдаты, немного поколебавшись, бросились вслед за ними. Но не врассыпную, как те, по домам, а все вместе и к небольшому форту, который возвышался недалеко от причала на вершине скалы.
Гарнизон Пуэрто-Лимона насчитывал всего сто пятьдесят человек и две пушки, и было ясно, что он не сможет устоять против этого мощного, имевшего сильную артиллерию корабля. Защитникам города ничего другого не оставалось, как затвориться в форте и позволить себя осадить.
А тем временем корабль, несмотря на ярость ветра и страшные удары волн, искусно лавируя, вошел в порт и бросил якорь в ста пятидесяти метрах от причала.
Это был отличный бриг с прекрасными обводами и очень высокими мачтами – настоящее гоночное судно. Десять портов, из которых высовывались жерла орудий, виднелись в его бортах: пять по правому и пять по левому борту. А на полуюте стояли две тяжелые пушки. На корме развевался большой черный флаг с золоченой буквой «V» посередине, увенчанной дворянской короной.
Взяв на рифы последние паруса и бросив для верности еще два якоря, матросы спустили с подветренной стороны шлюпку и мощными взмахами весел направили ее к причалу. В ней сидели четырнадцать человек, вооруженные ружьями, пистолетами и короткими тяжелыми саблями, распространенными среди флибустьеров Тортуги.
Несмотря на непрекращающиеся удары волн, шлюпка быстро приблизилась к берегу и, пройдя мимо двух небольших скал, благополучно достигла причала.
Ни один испанский солдат не осмелился показаться на берегу. Весь небольшой гарнизон заперся в форте, явно считая свое вмешательство бесполезным. Двенадцать пушек на бриге в любой момент могли накрыть весь берег огнем, обрушив на форт град картечи и ядра.
В ту минуту, когда шлюпка качалась уже у самого берега, один из сидящих в ней встал и мощным прыжком, достойным тигра, перескочил на причал.
Этот смельчак, первым высадившийся на берег посреди города с двухтысячным населением и гарнизоном испанских солдат, был видным мужчиной лет тридцати пяти, с красивым бледным лицом, с первого же взгляда выдававшим его благородное происхождение. Его темные глаза глядели властно и уверенно, но высокий лоб пересекала резкая морщина, придававшая лицу какое-то грустное, даже горестное выражение, точно от незажившей душевной раны, которая еще напоминает о себе.
Наряд его тоже не казался веселым. С головы до ног он был одет во все черное, хотя и с элегантностью, нечасто встречающейся среди суровых и грубых корсаров Тортуги. Его камзол из черного шелка был украшен тонкими кружевами того же самого цвета, штаны, широкий пояс, поддерживающий шпагу, сапоги и даже шляпа были черны, как ночь. Даже большое перо, спускавшееся со шляпы, было черного цвета, довершая тем самым этот траурный убор.
Едва спрыгнув на берег, он остановился и пристально посмотрел на дома городка, все окна в которых были наглухо закрыты. Насмешливая улыбка показалась на его губах.
– Какой страх! – пробормотал он. – Можно подумать, что я для них страшнее Сатаны.
Он повернулся к людям, оставшимся в шлюпке:
– Моко, Кармо, Ван Штиллер, за мной!
Гигантского роста негр, настоящий Геркулес, вооруженный топором и парой пистолетов, спрыгнул на пристань вслед за ним, и тут же к нему присоединились еще двое. Оба были белые, лет сорока, с грубоватыми лицами, которым густые бороды придавали еще более суровый вид. Один был приземистый и с черной бородой, другой повыше ростом и с рыжеватой бородой. Оба вооружены мушкетами и короткими саблями, одежда их состояла из простой шерстяной рубахи и коротких штанов, открывавших снизу мускулистые икры, покрытые ссадинами и шрамами.
– Вот и мы, капитан, – сказал негр.
– За мной!
– А шлюпка?
– Она вернется на борт.
– Простите, капитан, – обратился к нему один из матросов. – Опасно всего лишь вчетвером входить в этот город.
– Неужели ты боишься, Кармо? – удивился капитан.
– Тысяча чертей! – вскричал Кармо. – Не за себя, а за вас.
– Разве Черный Корсар когда-нибудь испытывал страх, Кармо?
– Пусть только кто-нибудь заикнется об этом, и он тотчас же проглотит свой язык, капитан.