– Своему дружку, которого он втравливал, как сказал дон Рафаэль, в дурные дела, – добавил Ван Штиллер. – Неплохо бы во всем разобраться.
– И я так думаю, дружище, – поддержал Кармо.
– Сам черт посылает его туда, куда отправляется дочь Черного Корсара! Не будем-ка его терять из виду. У Иоланды нет худшего врага, не считая графа Медину.
Сверху донесся какой-то щелчок. Это повернулись косые паруса, хлопнувшие от порыва ветра. В этот момент на палубе появился Морган с Пьером и Иоландой.
– Надвигается буря, – сказал он, обращаясь к девушке, взглянувшей на запад, где в лучах заходящего солнца сгрудились багровые тучи. – Не боитесь, сеньорита?
– Я дочь моряка, – спокойно ответила та.
– Как бы ни разбушевалась буря, нам не страшны ни ветер, ни волны, – успокоил ее Морган. – Хуже придется суденышкам: вряд ли они поспеют за нами. Пьер! Прими все меры, чтобы устоять перед ураганом.
– Что это такое? – изумилась Иоланда.
– Это страшная буря, неожиданно налетающая во время больших приливов в июле – октябре. Не всякий корабль устоит перед ней. Она поднимается два-три раза в год и наносит огромный вред особенно островам. Иногда громадный вал образуется при почти спокойном море и слишком медленно крадется к берегу, чтобы поверить в то, что несет он с собой смерть. Но стоит ему подобраться поближе, как он молнией вздымается вверх, словно притягиваемый таинственным магнитом, а затем с такой силой обрушивается на побережье, что смывает целые города и поселки, срывает с якорей корабли и выбрасывает их на сушу. Иногда циклон соединяется с ураганом, и тогда становится еще страшнее.
Ужасный раскат грома, словно вспоровший брюхо свинцовой тучи и грохнувший, подобно залпу из полдюжины пушек, прервал их беседу.
Почти тотчас послышались свистящие звуки, словно где-то взвихрились бесчисленные, несущиеся с разных сторон струи воздуха. Мачты дрогнули и затрещали.
Сквозь шум вздымавшихся волн, свист ветра и скрипучее потрескивание мачт донесся голос Кармо:
– Осторожней на марсах, и да поможет нам Бог!
Море вспучивалось на глазах, черная туча с невероятной быстротой залепила небесный свод, гася звезды. На море пала глубокая тьма, которую не в силах были рассеять два больших кормовых фонаря. Ветер свистел все сильнее, его напора не выдерживали паруса. Ветру вторили волны, глухо бившиеся о борт корабля.
– Знаешь, что напоминает мне эта ночь? – сказал Кармо, стоявший у руля как лучший кормчий среди корсаров.
– Догадываюсь, – ответил гамбуржец, помогавший ему в трудные минуты. – Ночь, когда Черный Корсар отправил на шлюпке в море дочь проклятого герцога, мать сеньориты Иоланды.
– Да, дружище, – ответил взволнованно Кармо. – Море тогда тоже бушевало и грозило бурей. Кто бы мог подумать, что в один прекрасный день вновь пересекутся пути Черного Корсара и его любимой девушки, которая станет к тому времени королевой карибских людоедов, и он на ней женится?
– А как плакал в ту ночь Корсар!
Издалека донеслось какое-то жуткое завывание, заглушившее последние слова гамбуржца.
– Надвигается могучий вал, – сказал Кармо. – Что станет с нашими скорлупками? Лишь бы не вышел он нам на траверз.
Фрегат разреза́л яростно налетавшие на него волны, но и ему от них доставалось, несмотря на его сравнительно большие размеры.
Марсовые уже свернули нижние паруса, оставив лишь марсели и брамсели, и все же мачты вздрагивали при каждом порыве ветра.
Остальные корабли постепенно терялись в море. Их огни уходили то к западу, то к югу, словно скрываясь от урагана. Морган просигналил им ракетами, чтобы они сами выбирали себе курс, понимая, что они не смогут идти в кильватер.
В полночь все суда исчезли, укрывшись, видимо, возле многочисленных островов, расположенных вдоль побережья Венесуэлы, где они могли найти надежные бухты. Фрегат, однако, продолжал путь на север, стремясь добраться если не до Тортуги, то по крайней мере до Ямайки, где ему не грозила опасность: это была английская колония, открытая для корсаров, получавших здесь разрешение на плавание и ведение войны против испанцев.
Море становилось все пасмурней, ветер налетал с такой чудовищной силой, что, окажись у него на пути пушки тридцать второго калибра, и они полетели бы за борт.
Грохотал гром, заглушая команды боцманов и их подручных; беспрерывно сверкавшие молнии слепили глаза.
Морган, хотя и понимал, что скоро начнется ураган, сохранял удивительное спокойствие и невозмутимость. Он был не только смелым бойцом, но и одним из отважнейших мореходов своего времени. Стоя на мостике с рупором в руке, он отдавал приказания без дрожи в голосе.
Отказавшись спуститься в каюту, Иоланда стояла рядом с капитаном, ухватившись за поручни мостика. Она бестрепетно встречала брызги воды, долетавшие иногда до этого весьма высокого места фрегата, и с любопытством бесстрашно заглядывала в морские пучины, в которые корабль погружался со странным уханьем.
– Вам не страшно? – часто спрашивал ее Морган.
– Я дочь моряка, – с улыбкой отвечала девушка. – Мой отец сражался в этих морях с ураганами. Почему бы не сразиться и мне?