– Но почему? – вскричал Тарен. – Я не понимаю тебя. – Он с недоумением глядел на Адаона. – Ты лучше всех нас знаешь, что делать.
Серые глаза Адаона мягко светились отблесками огня.
– Может, когда-нибудь ты поймешь. Теперь же выбирай свою дорогу сам, Тарен из Каер Даллбен, – сказал он. – Куда бы она ни вела тебя, я обещаю свою помощь, Тарен отошел назад и мгновение-другое стоял молча, переполненный сомнениями и тревогой. Не страх был в его сердце, а непонятная, щемящая грусть, печаль, подобную которой навевают несомые осенним ветром сухие листья. Адаон продолжал смотреть не отрываясь на пляшущие в очаге языки пламени.
– Я пойду в Болота Морвы, – твердо сказал Тарен.
Адаон кивнул:
– Пусть будет так.
Никто не проронил ни слова. Даже Эллидир не ответил ничего. Он прикусил губу и сжал пальцами рукоять меча.
– Ладно, – сказал наконец Доли, – наверное, и мне придется идти с вами. Сделаю, что смогу. Но это ошибка, предупреждаю вас.
– Ошибка? – возликовал бард. – Ни в коем случае! Ффлам не останется в стороне!
– И я, конечно, – вздохнула Эйлонви. – Должен же быть среди вас хоть кто-то со здравым смыслом. Болота! Брр! Если уж вы так упорно пытаетесь сделать из себя дураков, так выбрали бы, по крайней мере, место посуше.
– Гурги поможет! – залопотал Гурги, вскакивая на ноги. – Да, да, вам пригодятся его подкрадки и подглядки!
– Гвистил, – мрачно сказал Доли, – тащи свой порошок.
Пока Гвистил бестолково копался в своем барахле, карлик вздохнул, надулся и исчез. Через некоторое время он вернулся. Теперь он снова был видимым, и все заметили, как он разъярен. Уши его дрожали, а кончики их стали ярко-голубыми.
– Пять Охотников расположились лагерем за обрывом, – сказал он. – Они и не собираются… о, мои уши!.. Они не уберутся отсюда до самой ночи. Если от этого порошка будет какой-нибудь толк, мы успеем оказаться далеко до того, как они что-либо сообразят.
Путники присыпали ноги и копыта лошадей черным порошком, который раздавал Гвистил из покрытого плесенью мешка. Когда Тарен отвязал Мелинласа и вывел его из-под полога кустов ежевики наружу, Гвистил почти сиял от радости.
– До свидания. До свидания, – бормотал он. – Прибавьте шагу. Ненавижу, когда тратят мгновения своей жизни на медленную ходьбу. Жизнь уходит, догоняйте ее. До свидания. Надеюсь, что мы встретимся снова. Но не скоро. До свидания.
С этими словами он поспешно закрыл вход в свои владения. Тарен крепче ухватился за уздечку Мелинласа, и путники молча двинулись в лес.
Глава восьмая. Камень в подкове
Снаружи, за стенами придорожного поста, уже наступила ночь. Небо стало чистым, но холод усилился. Адаон и Ффлеуддур держали спешный совет. Они выбирали дорогу. И вскоре согласились, что отряд должен ехать на запад до самого рассвета, а потом укрыться и поспать. После этого следовало свернуть на юг. Как обычно, Эйлонви ехала на Мелинласе позади Тарена. Гурги притулился на спине Ллуагор.
Ффлеуддур вызвался идти первым, утверждая, что он прекрасно ориентируется и может отыскать Болота Морвы с закрытыми глазами. Однако, после того как оборвались две струны, он уступил свое место Адаону. Доли, все еще сердито бормоча о звоне в ушах и опрометчивых олухах, ехал последним, охраняя отряд с тыла. Превращаться в невидимку он отказался наотрез.
Эллидир ни с кем не перемолвился ни словом с того момента, как они покинули придорожный пост и простились с хнычущим Гвистилом. После того как решили отправиться на поиски Котла всем отрядом, в глазах Эллидира не угасала холодная ярость, и Тарен ясно это видел.
– Я уверен, что он и в самом деле попытался бы добыть Котел сам, без нашей помощи, – шепнул Тарен Эйлонви. – Представляешь, как мало шансов было у него сделать это в одиночку. Это напоминает мне мои ребяческие выходки, которые я совершал, будучи еще Помощником Сторожа Свиньи.
– А ты все еще остаешься Помощником Сторожа Свиньи, – сердито сказала Эйлонви. – Отправился в эти невероятные топи из-за насмешек Эллидира. И все, что ты скажешь в оправдание, – чистая ерунда. Только не уверяй меня, что не было мудрее сначала найти Гвидиона. Но нет, ты решил по-иному и потащил за собой всех остальных.
Тарен промолчал. Слова Эйлонви обожгли его, и больше всего потому, что и сам он уже начинал жалеть о своем решении. Теперь, когда отряд выступил в поход, сомнения терзали его все сильнее и сильнее и на сердце было тяжело. Тарен не мог забыть странных слов Адаона и все старался понять, почему тот отказался от своего законного права решать. Он направил Мелинласа поближе к Адаону и склонился к нему с седла.
– Мне не по себе, – тихо сказал он. – Не следует ли нам вернуться? Боюсь, ты что-то скрываешь от меня. Если бы я знал что, то, может быть, решил бы по-другому.
Если Адаон и разделял сомнения Тарена, то виду не показал. Он сидел в седле прямо, будто и не чувствовал усталости от многодневного пути. И Тарена поразило странное выражение его лица. Смесь торжества и гордости, свет радости – все это вовсе не соответствовало тому положению, в котором они оказались. Тарен был озадачен.