Черный крест

01. Тем временем в ратуше мы разместили священника и его сына в соседних камерах. Сын священника настолько плох, настолько запущена его наркомания, что он однажды, в одну из ночей, умирает. Как ни старался наш медик — все его усилия были тщетны. Да и что он мог поделать в приближенных к боевым ус­ловиях? Отец, услышав о смерти сына, рыдает днями напролет и обещает его «вытащить». Священник упрекает нас в том, что мы не по­звали лечащего доктора, но на самом деле док­тор просто исчез. Мы многократно посылали

людей к нему домой, если бы он был в городе, то точно уж мы его как-нибудь, да застали на месте.

Приказываю временно труп парня помес­тить в местном морге, постараться завести хо­лодильные установки, подключив их к нашему электрогенератору. В морге обнаруживаем несколько трупов, которые уже и не пахнут: с тех пор, как отключили электричество, они уже успели и протухнуть и отпахнуть... Кладем не­счастного парня в свободную ячейку. Блюю в сторонке, вдали от взглядов солдат, при вос­поминании вида этих развалившихся на со­ставные тел. Неожиданно обнаруживаю рядом рядового. У него то же самое, по той же самой причине.

02. При всем этом еще, вспоминая предуп­реждение командира французских партизан, стараемся максимально защитить замок от попытки проникновения партизан, пусть даже в ходе хоть самой наисмелой и дерзкой атаки. Когда наши ребята активно минируют север­ную сторону крепостной стены замка, конеч­но это нападение и происходит. А у нас прак­тически все командиры «в поле». Со мной ря­дом лишь Лукин. Завязался неравный бой, в противостоянии которого был перевес числен­ности на стороне наших врагов. Скажем так, один против тридцати. На момент нападения «в поле» находилось около сорока наших са­перов, которых мы могли поддержать с крепос­тной стены лишь сотней стволов. Им бы только пробиться к воротам, но, к сожалению, парни были взяты врагом в полукольцо.

Никогда не забуду, как со словами «Россия превыше всего» погибали наши лучшие сол­даты; Михаил Панков, несмотря на близко по­дошедших партизан, обстреливавших его мет­ров с восьмидесяти, под пулями как ни в чем не бывало продолжал минирование, он хотел закончить свою работу, потому что все и все­гда доводил до конца, так его учили. Нечаянно задев за собственноручно установленную мину, Михаил подорвался. Наверное, метров на пят­надцать вокруг лежали его синего цвета внут­ренности, пока он в конвульсиях еще несколь­ко минут умирал, с высоты крепостной бойни­цы я видел его глаза: он смотрел в нашу сторону и, перед самым концом улыбнувшись, пома­хал на прощание рукой. Александра Комисса­рова французский снайпер застрелил прямо в глаз — это у них, французских партизан, шутка такая над солдатами-очкариками. Поэтому в армии людей с плохим зрением снабжают лин­зами, но дальше надевать их или нет — дело свободного выбора самого солдата. Никогда не забуду, как четверо ребят несли Сашу на руках, его очки были перебиты пулей на две части, осталось лишь одно очко, которое без­надежным маятником болталось на душке на его окровавленном правом ухе. Пытавшемуся помочь еще живому Комиссарову медику Ар­тему Прокофьеву снайпер отстрелил правое ухо — Артем схватился за голову и упал, обли­ваясь кровью. Левон Аратюнян со снайперс­кой винтовкой, обнаружив раньше всех врага, успел залезть на дерево и, ведя меткий огонь, смог некоторое время сдерживать (один!) на­тиск врага с левого фланга. Положив около двадцати партизан ранеными и убитыми, Ле­вон погиб. Одичавшие от вида крови партиза­ны еще долго решетили из пулеметов его без­жизненное тело, застрявшее в ветвях.

Квасникову Ивану взрывом гранаты вышиб­ло глаза, тогда он, повернувшись лицом к не­приятелю, улыбнувшись, превозмогая боль, вынул из кобуры «Стечкина» и, вставив ствол себе в пустую глазницу, вышиб себе мозги. Так нас учили в училищах: даже если ты умираешь, когда все уже для тебя потеряно, производить действия по психологическому воздействию на противника.

Последним из всех наших ребят, кто мини­ровал подходы к северной стене замка, погиб Роман Ракитин, встав во весь роете гордо под­нятой головой, подняв пулемет и не переста­вая из него стрелять, он закричал:

— Россия! Россия! Россия!

Эти подлецы особеннно долго терзали тело нашего героя огнем из своих М16 \ЛЛ/.

Подвиг Ракитина, как и подвиг героической смерти всех остальных наших товарищей, во­одушевил нас — я перестал лить, как баба, слезы и жевать сопли... Подхватив голос Ромы, слабевший от пуль, пронзавших его тело, мы стали вопить:

— Россия! Россия! Россия! Россия! Рос­сия превыше всего!

В этот момент приказываю Лукину срочно бежать в ратушу и вызывать вертолеты. Чтобы он слушал и исполнял приказы, а не рассуж­дал по их поводу: «Я ребят не брошу! Я ребят не оставлю!» — бью его по лицу:

— Исполняяяяяять!