Черный крест

Израильтяне выходили воевать на врага с песнями хвалы Богу, и враг низвергался. Да, но перед этим они «очищались». А чист ли я? И тут я сам, может это и неправильно, для себя, глядя на блестящую пряху своего армейского ремня «С нами Бог!», решаю, что делаю Божье дело. Усилием собственной воли. Может, это и неправильно самому за себя решить, что ты угоден Богу, но в тот момент мне ничего боль­ше не оставалось. Я возвращаюсь в замок, ребята мне отворяют:

— Ну, как?

— Еще никак, дайте мне мегафон.

— Чтоооооо???

Дайте

Мне,

Пожалуйста, мегафон!

29. И уже с мегафоном я снова в поле. Появ­ляется зверь, встал напротив моего пулемета, как бы тем самым показывая, что не боится, и что-то говорит мне на своем языке.

— Ты, наверное, сегодня умрешь! — поче­му-то я могу перевести с его языка на свой. А это мы еще посмотрим.

Его вид грустен. И мне даже кажется, что от всей этой охоты — мы охотимся друг на друга — он уже устал. У него также поврехдена левая рука. Но перевязать ее себе он, видимо, не догадыва­ется. Рана гноится, я чувствую ее зловоние, хоть зверь и стоит от меня на достаточном удалении.

А я подхожу к своему пулемету и жму на га­шетку. Некоторые пули отскакивают от многочис­ленных лат зверя, некоторые входят в его тело и рвутся там — зверь даже не пошевелился, а толь­ко лишь стал извлекать из своих ножен меч.

Тогда в мегафон я сообщаю зверю, что

Верю в Бога.

Зверь лишь улыбнулся — теперь он с ме­чом на перевес.

Я помню свое детство, помню как наизусть мы учили в начальной школе небольшие сти­хотворные молитвы, помню, как мое малень­кое сердце тогда наполнялось радостью и я внутри себя видел как бы проникающий сверху свет. Эти маленькие и наивные молитвы очень сильно отличались от множества впоследствии нами разученных заумных гимнов. В этих стиш­ках была какая-то сила.

И я ору:

— Бог, Тебя не понаслышке Нужно знать всем ребятишкам! Чтоб в борьбе

И чтоб в труде Вознесли хвалу Тебе!

Мне кажется, что зверь стал несколько мед­ленней приближаться ко мне.

— Мой Господь! Сажусь я есть, Хвала Тебе, Что пища есть, Ты и в этом мне Помог,

О великий, Светлый Бог!

Зверь совсем близко подошел ко мне, а у меня чуть ли не слезы из глаз. Пусть, пусть меня сейчас убьют, я снова обрел веру в Бога. Ал­лилуйя! Как в детстве.

— Дни и ночи напролет Бог нас зорко стережет! Послушанья дав обет, Сохраню себя от бед!

Зверь остановился передо мной и опустил меч. Я вижу, он сильно устал.

— Мой Господь, благослови Всех людей родной земли, Чтббы каждый знал Тебя, Жил, других людей любя!

Зверь откинул свое оружие в сторону и сел на землю, как-то грустно свесив голову.

Вот он. Тепленький. Не желая упустить мо­мент, пока он не опомнился — не нести же мне к нему пулемет? — я вынимаю из кобуры пис­толет и подхожу к зверю. Я смотрю в его пе­чальные, красным огнем горящие глаза, и мне кажется, что это в последний раз. Я взвожу ку­рок. Зверь печально вздыхает.

Ну, как всегда. Некогда, выбрасываю обой­мы пистолета, думая, что выбрасываю обой­мы с холостыми патронами, чтобы не совер­шать больше прошлых ошибок, чуть ли не сто­ивших мне жизни... В общем, я выбросил обоймы с боевыми патронами. А зарядил в пи­столет, соответственно, патроны холостые.

Раздается несколько спешных и бесполез­ных выстрелов, после чего я так аккуратно по­лучаю по голове плашмя рыцарским заржаве­лым от человеческой крови мечом.

Часть последняя

01. И мне снова снился сон. Мне снилось, что в поле сошлись в борьбе за территорию два зверя. Один был хорошо вооружен и одет в латы, но при этом старый, усталый и еще к тому же раненый. Другой же был вообще без ору­жия, в нескольких бронежилетах, но при этом молод, полон сил и решимости.

Молодой победил, потому что ему в борьбе помогала девушка-призрак, а потом оторвал го­лову старого зверя с его тела и выбросил в лес. Потом снял латы с поверженного старого зверя и надел их на себя. А после куда-то поплелся.

2. Я очнулся у ворот замка. Ребята удивле­ны, они спрашивают, что произошло, что со зверем, но я точно ничего не могу сказать. Я по­чему-то облачен в латы, которые еще недавно видел на звере, и теперь могу предполагать, что зверь мертв. Иначе он мне никак не дал бы снять с себя его защиту. Я скидываю всю эту старую и новую, ржавую и нержавую рухлядь с себя. Пошли они все!

Посылаю двоих посмотреть в поле — что там. Они возвращаются и говорят, что там, видимо, мертвое тело зверя. Без головы. Ребята вызыва­ют Мирошниченко, и он готов нас эвакуировать.

— Вас же жду в Москве с докладом. Кстати, снова вам привет от Светы — парень, лови момент, она тобой очень интересуется!

А я падаю в обморок. Слышу, как вокруг меня щебечут пехотинцы, и один из них даже предлагает мне вколоть морфий.

— Просыпаюсь на руках у Эдика. Он зачем- то гладит меня по голове:

— Больно ты плох!

Но расслабляться рано. Эдик мой старый друг, и он мне может сейчас очень сильно по­мочь. Мне срочно нужно в Москву, но не по каналам Мирошниченки.

— Эдик, тебя послали сюда вывезти отсю­да все оборудование?

— И не только, но и тебя.