Черный лебедь

Отпив еще глоток, она поставила бокал на палисандровый столик и сказала:

— Значит, мы тоже оказались втянутыми в эту бойню?

— Это будет быстрая война, — попытался успокоить ее Эдисон.

— Знаменитый блицкриг? — с иронией спросила она.

— Вот именно, — подтвердил муж, немного поколебавшись.

Он всегда был убежденным фашистом, горячо поддерживал Муссолини и разделял его взгляды. Эдисон верил в то, что близится конец демократических режимов в Европе, что сулило фашистской Италии грандиозное будущее — эпоху процветания и прогресса. Но решение дуче вступить в войну впервые поколебало его уверенность в вожде.

— Почему ты рассчитал мадемуазель Ювет? — спросила Эстер, приступив к делу, которое без этого объявления о начале войны было бы жизненно важным, но теперь казалось банальным.

— Она пьяница и к тому же не способна уследить за детьми. Когда мы вернулись в город, Микеле мне сказал, что Валли подглядывала за твоими родами. А Ювет даже не заметила, что девочка сбежала из-под ее надзора, — раздраженно заявил он. — Наверно, дремала в тихом уголке, выпив рюмку-другую.

— Это невозможно! — поразилась Эстер. — Ты говоришь, что девочка видела… видела…

— Она видела все, — подтвердил Эдисон.

— Это ужасно! Я не могу в это поверить. — Эстер попыталась представить, что именно видела ее дочь, и руки у нее опустились. — Валли мне ничего не сказала об этом, даже ни разу не намекнула, — произнесла она, качая головой.

— Что сделано — то сделано, — коротко отрезал муж. — Вот почему мне пришлось уволить гувернантку. Кроме того, как французская гражданка, она все равно теперь не имела бы права оставаться в нашем доме. Ведь мы с Францией находимся в состоянии войны.

Вошел Микеле, шофер, который исполнял также обязанности мажордома на вилле.

— Ужин готов, — объявил он. — Прикажете подавать?

— Подавайте, — ответила Эстер, расстроенная плохими известиями, которые лавиной обрушились на нее с возвращением мужа: потеря мадемуазель, любовные безумства золовки, недопустимое поведение Валли и в довершение всего объявление войны.

— Позаботься, чтобы дети вели себя, как положено, — распорядился Эдисон, обращаясь к слуге, и помог жене подняться.

«Сегодня же вечером я должна поговорить с Валли начистоту», — решила Эстер, выходя из гостиной.

В этот момент зазвонил телефон. Эстер, которая проходила мимо аппарата, стоявшего на столике у двери, подняла трубку.

— Ответьте Милану, — услышала она голос телефонистки.

— Алло? — сказала Эстер, но связь тут же прервалась: позвонивший не захотел говорить.

— Там повесили трубку, — обратилась она к мужу.

— Наверное, неполадки на линии. Перезвонят попозже, — ответил Эдисон, испытывая некоторое замешательство.

Когда ужин подходил к концу, телефон зазвонил снова. Микеле вошел в столовую и сказал Эдисону, что спрашивают его.

— Кто это? — поинтересовалась Эстер, в то время как муж торопливо вставал из-за стола.

— Кто-то, кто не захотел назвать свое имя, — ответил шофер.

Эдисон Монтальдо посмотрел на жену.

— Хочешь, возьми трубку вместо меня, — с вызовом произнес он. — Тогда узнаешь все, что тебя интересует.

— Эдисон, мы оба знаем, кто тебе звонит. У меня есть заботы и поважнее, — строго сказала она и вернулась к еде.

Монтальдо вышел из комнаты, раздраженно бросив на пол салфетку, дети вопросительно уставились на мать. Полиссена тут же снова заплакала и вышла из-за стола. Эстер тоже поднялась.

— Эмилиано, навести своего наказанного брата и посмотри, чем он занимается. А мы с Валли пойдем в мою комнату, — обратилась она к детям.

— Я еще не доела пудинг, — запротестовала девочка.

— Доешь потом. А сейчас иди со мной, — приказала мать.

Проходя по коридору мимо Эдисона, который стоял, приложив трубку к уху, Эстер не смогла удержаться, чтобы не уязвить мужа.

— Постарайся не забыть, — прошипела она, — что завтра крестины моей дочери. Не забудь, что ты должен на них присутствовать.

Поднимаясь по ступенькам, Эстер расслышала, как муж говорил в телефонную трубку:

— Сейчас у меня нет времени слушать твою болтовню. Мне не до этого. Как бы то ни было, я его прочту, этот твой новый шедевр.

Общая нервозность передалась и дочери — у нее уже были слезы на глазах. Плач Валли усилил дурное настроение Эстер.

— Перестань хныкать, ради бога, — одернула она дочь.

— Ты сердишься на меня, потому что папа разговаривает по телефону с другой женщиной, — запротестовала девочка.

Эстер повернулась, бледная от ужаса. Сколько еще вещей, неподходящих для ее возраста, знала ее странная дочь? Она не стала комментировать последнюю фразу Валли, а втолкнула девочку в спальню и сразу приступила к делу.

— Ты была в ванной, когда родилась Лола? — спросила она, овладев собой.

Девочка тут же перестала плакать и уставилась на кончики своих туфель. У нее не хватило смелости посмотреть матери в глаза.

— Почему ты мне об этом не сказала? — спросила Эстер, спокойно садясь на постель.

— Я боялась, что ты меня накажешь, — ответила Валли, стоя перед ней.