Черный лебедь

— Только этого мы и хотим, — сказала Эмануэла, которой все же нелегко было продолжать эту тему. — Ты должна признать, что мы умеем хранить тайну, и даже очень деликатную, — добавила она. — Это доказывает тот факт, что мы никогда и никому не рассказали, что видели тебя на вилле Памфили в Кастильончелло с одним весьма привлекательным синьором.

Эстер покраснела.

— Что вы выдумываете? — попыталась защититься она.

— Твой муж уехал в Америку, — начал Этторе, который, казалось, был нерешительнее жены в ведении этих скользких переговоров. — Помнишь?

— Что я должна помнить? — Эстер старалась держать себя в руках, но сердце ее учащенно забилось.

— Что под тяжестью одиночества ты уступила домогательствам мужчины, который не был твоим мужем, — закончил Этторе.

— Другие на нашем месте, — вставила Эмануэла, — распустили бы сплетни со всеми подробностями, какие только можно вообразить. Мы же всегда молчали.

— До тех пор, пока не явились сюда. И занялись вульгарным и грубым шантажом. А если я вам скажу, что вы ошибаетесь?

Эмануэла ликовала. Казалось, она только этого и ждала.

— Нуда, ошибаемся, — иронически сказала она. — И выдумали, пожалуй, что этот человек… один священник, который остановился на несколько дней в Кастильончелло… Надеюсь, мы освежили твою память?

Это был открытый шантаж. Козырь, который они держали про запас, чтобы извлечь его в самый благоприятный момент, вексель без даты, по которому требовали теперь оплаты.

У Эстер не было сил прореагировать на это даже словом.

— Постарайся понять, Эстер, — продолжал Этторе. — Нам нужны деньги. Мы не хотим оказаться в лагере для беженцев. По сути, мы делаем тебе одолжение, а ты сделай одолжение нам. Друзья должны помогать друг другу, — заключил он.

Эстер трепетала при мысли, что этот эпизод, столь важный в ее жизни, станет предметом анонимных писем или сплетен. Но было необходимо реалистически взглянуть на неизбежное. Сумма, которую просили эти двое, была велика: десять тысяч швейцарских франков. Кроме того, было ясно, что, несмотря на обещания, этот платеж не будет последним, и двое шакалов будут впоследствии донимать ее.

Поэтому она попросила несколько дней, чтобы найти, по крайней мере, часть этой суммы. И тут же позвонила в Лозанну Себастьяно Бригенти.

— Я должна видеть тебя, — коротко сказала она.

В тот же день он приехал к ней в маленькую гостиницу за городом.

— Мы похожи на двух тайных любовников, — через силу улыбнулась она, когда Себастьяно открыл дверь комнаты, которую Эстер сняла под вымышленной фамилией.

— Нет, на мужчину и женщину, которые не имеют права на любовь, — возразил Себастьяно ровным тоном, с которым контрастировали его горящие глаза.

Ей было нелегко снова увидеть этого мужчину, которого она любила по прежнему, и сдерживать себя от того, чтобы броситься в его объятия. Прошло пять лет с их последней встречи, а ей казалось, словно они не расставались никогда.

— Как ты живешь? — спросил Себастьяно.

На нем был серый фланелевый костюм, безупречная рубашка и синий галстук. В густых темных волосах поблескивала седина.

— Кое-кто пронюхал про нашу историю, — волнуясь, сказала она.

— Я спросил, как ты поживаешь, — мягко повторил Себастьяно, с любовью глядя на нее.

— Ах, даже не знаю. Я потрясена тем, что снова вижу тебя. И запугана, потому что кое-кто шантажирует меня, — ответила Эстер, избегая смотреть ему в глаза.

Их последняя встреча произошла на крестинах Лолы. Когда же семейство Монтальдо бежало в Швейцарию, кто-то сообщил ему об этом, и он сделал все, чтобы сразу после необходимых формальностей их не удерживали больше в лагере для беженцев.

Эстер узнала об этом от Эдисона.

— Представь себе, монсеньор Бригенти разрешил нашу проблему, — сказал ей тогда муж. — Скоро мы сможем поселиться на квартире. Пока же он передает нам привет. Мы должны как-то отблагодарить его за эту поддержку, — заключил он.

Но Эстер и так тысячи раз мысленно благодарила его за все. Теперь же он был здесь, рядом с ней, а она даже не осмеливалась взглянуть ему прямо в глаза.

— А ты как поживаешь? — спросила Эстер в свою очередь, набравшись наконец смелости и поднимая взгляд.

— Живу потихоньку, — ответил он. — И каждый день думаю о тебе и о нашей девочке.

Эстер была прекрасна и желанна, такая нежная и женственная. Пышные волосы, собранные на затылке в мягкий пучок, придавали ей целомудренный вид матроны.

— Ты прекрасна, — прошептал Себастьяно, приближаясь к ней. — Но красота внешняя — это только бледное отражение твоей внутренней красоты.

Эстер коснулась пальцами его рукава. Себастьяно взял ее руку, поднес к своим губам и поцеловал.

— Я хочу тебя, — прошептал он.

— Разве мы совершим великий грех, если будем любить друг друга? — едва слышно сказала она.

— Нам нельзя…

Но Эстер не позволила ему продолжать.

— Я знаю, что ты мне хочешь сказать. Ты мне это уже объяснял когда-то, но не убедил меня. — Она улыбалась, и в ее голосе, немного хриплом, в этот момент звучали и ирония, и желание.

— Этим не шутят, — попытался он образумить ее.