Черный лебедь

— Да, я знаю. И все же я не могу расстаться с тобой, не пережив еще раз этого счастья. Я хочу чувствовать тебя, хочу ощутить себя в твоих объятиях, чтобы понять, что я еще живу, — прошептала она, слегка коснувшись пальцами его губ.

Себастьяно мягко отвел ее руку и наклонил голову, чтобы скрыть овладевшее им волнение. Крупные горячие слезы полились из ее глаз.

— Твое поведение унижает меня, — прошептала Эстер. — Я не верю, что этот абсурдный обет непорочности может спасти твою душу. Я никогда не переставала желать тебя. Но, ты и сам знаешь это, никогда не искала. Но сейчас мы здесь одни — ты и я. И я не уйду, пока не получу свои крохи любви.

Несмотря на потоки слез, омывавших ее лицо, она была непреклонна.

Она прильнула к нему, и Себастьяно сжал ее в своих объятиях.

— Эстер, любовь моя, — прошептал он ей на ухо, — я совсем не хотел унизить тебя. — Он приник своими губами к ее губам, и счастье вновь овладело им, второй раз в его жизни.

В этой волшебной атмосфере любви часы пролетели незаметно, и лишь на закате они вспомнили о том, что послужило причиной их встречи.

Эстер рассказала ему о шантаже, которым ей угрожали супруги Франци.

— Что мне делать? — спросила она.

Себастьяно был определенен и ясен.

— Ни в коем случае не поддавайся на шантаж, — ответил он, не раздумывая.

— А если они расскажут?

— Они все равно расскажут. Это только вопрос времени. Что касается меня, то я готов к любому повороту событий. А ты? — спросил он.

— Я думаю, ты прав, — сказала она. — Я чувствую себя виноватой в отношении мужа, которого обманываю, навязав ему не его дочь. Но в том, что было между нами, я не чувствую себя виноватой ни перед кем.

Эстер первая поднялась, собрала разбросанную на полу одежду и вошла в ванную. Когда же, тщательно одевшись и причесавшись, она вернулась в спальню, Себастьяно крепко спал. Во сне он был воплощением силы и покоя, и в то же время его сон был чем-то похож на невинный сон ее детей. Она долго смотрела на него, но в конце концов решила его не будить. По крайней мере, ей не придется говорить ему «прощай» и лить новых слез. Они утолили жажду из чудесного источника любви и знали, что жизнь предъявит за это счет. Она коснулась его волос едва заметным движением руки и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Домой Эстер вернулась к ужину. Она принесла с собой пакет пирожных, купленных в городе, и одарила всех радужной улыбкой. С удивлением Эдисон смотрел на нее: он никогда не видел жену такой сияющей, с таким счастливым и радостным выражением лица, в состоянии совершенного покоя и безмятежности. Всех в доме радовал ее довольный вид, и нежное крыло счастья словно бы коснулось каждого из них.

Но это состояние блаженства длилось недолго. На следующий день муж и жена Франци явились за ответом, и Эстер уже знала, что скажет им. На их смущенно-нагловатые улыбочки она ответила ледяным взглядом, пригвоздившим их на пороге комнаты, где встретила их.

— Есть какие-то проблемы? — спросил Этторе, испуганный поведением синьоры Монтальдо.

— Нет, все в порядке, — сказала она, не меняя выражения лица.

— Тогда в чем же дело? — спросила Эмануэла.

Эстер оставалась неподвижной, как статуя.

— Я советовала бы вам поговорить с моим мужем, — холодным тоном отчеканила она. — Можете рассказать ему все, что вы видели. И даже то, чего не видели, добавив самые пикантные подробности.

Совершенно сбитые с толку, Эмануэла и Этторе обменялись вопросительными взглядами.

— Ведь именно это вы хотели сделать, если я вам не заплачу, — решительно продолжала Эстер. — Или я ошибаюсь? Может быть, я неправильно поняла ваши угрозы?

— Мы не говорили именно так, — пролепетал жалким тоном Этторе, совершенно потерявшийся и неспособный выйти из этой гнусной ситуации.

— Не хотите ли проследовать за мной в кабинет? Синьор Монтальдо как раз сейчас дома и будет счастлив уделить немного времени двум старым своим друзьям, — произнесла она, найдя в иронии лучшее оружие.

Ее поведение совершенно обескуражило парочку шантажистов, готовых провалиться сквозь землю в этой неожиданной для них ситуации.

— Зачем же беспокоить его? — вмешалась Эмануэла.

— Уверяю тебя, тут нет никакого беспокойства, — настаивала Эстер.

— Возможно, мы были несколько назойливы, но ты не должна принимать это за… — Она остановилась.

— За вымогательство? — Эстер закончила ее фразу.

Этторе попытался обратить все в шутку.

— Отчаяние подсказывает иной раз неправильные слова, — сказал он, ища уважительный предлог, чтобы выпутаться из этой гадкой истории.

Мысль предстать в весьма неприглядной роли перед издателем, у которого все еще оставалось немало могущественных друзей и который при желании мог доставить им множество неприятностей, совсем не улыбалась им и уже приводила их в серьезное замешательство.

— Возможно, мы немного погорячились, — сказала Эмануэла. — Но посмотри на нас, — добавила она, одаряя Эстер своей широкой улыбкой, — разве мы похожи на людей, способных на шантаж?

— Я считаю вас способными на самые худшие гнусности, — ответила ей Эстер с такой же улыбкой. — Способными на все — от предательства до шантажа.