— Я знала тебя как честного человека. Мы никогда не врали друг другу. Ты опустился, Сева. Ты врешь, как последний… А-а, да что с тобой говорить! — В ее голосе звучало отчаяние праведника, сбившегося с истинного пути.
Она была уверена в том, что я ей изменил. Но, похоже, сомневалась, что поступила правильно, разрушив нашу семью.
— А ты поговори. Может, поймешь, что не права. Твоя Ольга Максимовна могла ошибиться!
— Нет, ошибки быть не может, — не согласилась Майя. — Игорь показывал ей фотографию Жени.
— Игорь?! Фотографию Жени?!
— Да, я живу с Игорем. И это я его попросила.
— О том, чтобы он жил с тобой?
— Нет. Я попросила его найти фотографию Жени. И он ее нашел. Я показала ее Ольге Максимовне. Ты с Женей ехал в Москву? Хотя можешь не признаваться, это уже не имеет значения.
— Да, я ехал с ней. Но у нас ничего не было. Просто билет в одно купе. Это случайность.
— Ничего не было? — усмехнулась Майя. — Тогда тебе не в чем меня винить. У нас с Игорем тоже ничего не было. Просто живем под одной крышей.
— Под большой крышей, да? В трехкомнатной квартире. И ездите на «Волге».
— Да, живем в трехкомнатной квартире и ездим на «Волге». Но при чем здесь это? Поверь, если бы ты меня не обманывал, я бы осталась с тобой. Но ты любишь Женю, ты изменял мне с ней все это время, что жил со мной. Даже в Москву с собой взял. Не хочу больше об этом разговаривать.
— Я тоже не хочу. Но я должен увидеть своего сына.
— Это не твой сын, — сказала Майя, словно ушат ледяной воды на меня выплеснула.
— Как не мой? А чей?
— Игоря.
— Выходит, все это время ты меня обманывала? И чем ты лучше меня?
— Это не обман, это женская хитрость. А в любви я тебя не обманывала, поверь мне. Я хотела быть тебе верной женой. Хотела и была. Но, как выяснилось, теперь нам с тобой не по пути. У тебя есть Женя, вот к ней и возвращайся. Теперь у тебя не будет надобности метаться меж двух огней. Только Женя, только она. А меня забудь. Все, извини, мне уже некогда.
— Я хочу видеть…
Я не договорил, потому что было глупо распинаться перед короткими гудками в трубке.
— Разобрались? — спросила Ирина Викторовна.
— Да.
— Извини, зятек, но ты сам виноват. Еще водочки?
Я не отказался. В конце концов жизнь рухнула, а водка хотя бы поможет прибить к земле поднятую обломками пыль.
— Майя ничего не знает об этом, — кивком головы показывая на мое лицо, сказала она. — И пусть не знает.
— Пусть помнит меня молодым и красивым, — продолжил я за нее.
И пусть жалеет о том, что живет без меня. А узнает, каким я стал, перестанет жалеть. И будет радоваться, что рассталась со мной еще до того, как меня шарахнуло.
— Да, наверное, ты прав, зятек. Ну, давай выпьем за то, чтобы у тебя все было хорошо!
— Без Майи хорошо не будет, — мотнул я головой.
— И все равно давай выпьем.
Ирина Викторовна составила мне компанию, и на пару с ней мы приговорили целую бутылку. Можно было достать из чемодана вторую, но она отказалась.
— Сейчас муж придет, и вообще. Ехал бы ты домой, к матери.
Я понял, что меня выставляют за дверь. Все правильно, закончились мои отношения с Майей, а значит, закончились мои отношения и с ее родителями. Закрылась очередная страница моей жизни. Скорее всего, это была последняя страница жизненной книги. Других страниц дальше я не видел. Только темная гнетущая пустота, от которой можно было спрятаться на дне бутылки.
3
Мама плакала, умоляла меня не пить. Я твердо обещал ей, что со следующего дня в рот ни капли не возьму. Но наступал следующий день, и я снова напивался.
А что мне еще оставалось делать? С армией мне пришлось расстаться. Причина уважительная — состояние здоровья. В части мне устроили пышные проводы, которые живо напомнили мне похороны. Умер я для армии, умер я для Майи. Для сына не умер. Потому что не было у меня сына. Хотя, конечно, Юрку я любил. Теперь только одна отрада в жизни — напиться да забыться.
Деньги на водку пока еще были. Но скоро скудный источник иссякнет. Водка нынче очень дорогая, да еще и достать ее попробуй. По полдня приходится в очереди стоять. Зато хоть какое-то, но дело. И кореша у меня появились. Витька Стогов, тоже «афганец». Два года назад ему голень левой ноги миной оторвало, сейчас на пенсию живет. Вернее, пропивает пенсию. Душевный человек, и поговорить с ним всегда есть о чем. На днях к нам еще один «афганец» присоединился. У этого правой руки нет. Ничего, левой стакан поднимает, хорошо получается. Они меня уже ждут. Сейчас в магазин пойдем. Пару пузырей, пару сырков — и на реку под мост. Лето на дворе, тепло, зелено вокруг, птички поют. На душе, правда, тоска. Но ее водкой хорошо заливать. Выпил, и на душе легче. Но, похоже, мои планы под угрозой.
— Не пущу!
Мама стояла в дверях с самым решительным видом. И Ленка рядом с ней. Плачет. Девчонке семнадцать скоро, с парнями гулять пора, а она все за мамкину юбку держится. Может, и хорошо, что так. Целее будет.
— Мамуль, ну я в последний раз.
Идти мне надо. И чем быстрей я опохмелюсь, тем лучше. А то ведь кранты, если вдруг трубы внутрях перегорят.
— Ты всегда так говоришь! — не сдавалась мама.