Вначале эта тактика вызывала у Гиммлера чувство досады. Ему, человеку, в высшей степени преданному фюреру, казалось, что тот постоянно запаздывает с принятием решений, отдавая первенство человеку, которому оно попросту не должно было принадлежать. И тем самым уменьшает свои собственные заслуги перед рейхом.
Но со временем, когда Гитлер начал прибегать к этой уловке все чаще и чаще, понял: не запаздывание это – придворная хитрость. Да, идея принадлежит фюреру, но вслух-то высказал ее не он. И когда оказывалось, что решение неверное и наставало время держать ответ хотя бы перед собственной совестью, у Гитлера всегда появлялась возможность в присутствии тех же людей обвинить автора идеи в некомпетентности или даже тупости. Причем в выражениях фюрер обычно не стеснял себя.
– С чистыми политиками? Чистыми политиками… Так не имейте с ними никаких дел, рейхсфюрер, – отрубил Гитлер, переводя на командующего войсками СС муторный взгляд своих водянистых слезливых глаз, – …с этими чистыми политиками. Возводя вас на все ваши посты, я исходил из того, что полагаюсь на военного человека, офицера СС.
– Именно поэтому я предлагаю одним ударом покончить со всей «Большой тройкой». Речь должна идти не только о том, чтобы серией диверсионных актов отпугнуть глав государств от Тегерана, заставив их перенести встречу в другое место и на более поздний срок. Мы должны преподнести им более жестокий урок.
Лицо Гитлера еще более посерело, нижняя челюсть мелко дрожала. Левая, обращенная к Гиммлеру, рука тоже вздрагивала. Стыдясь этого, фюрер незаметно удерживал ее правой. Прежде чем как-то отреагировать на слова рейхсфюрера, он затравленно оглянулся на следовавших на некотором расстоянии от них адьютанта и телохранителей.
– Вас не смущает то обстоятельство, что мне придется предстать перед всем миром убийцей лидеров трех ведущих стран?
«Чего и следовало ожидать!» – с нескрываемой долей сарказма резюмировал Гиммлер. Он преклонялся перед гением фюрера, сумевшим создать такую партию, такую армию и такой рейх. Однако в последнее время непосредственное общение с Гитлером доставляло ему все больше и больше мук, заставляя разочаровываться не только в этом человеке, но и в его идеях.
– Всю ответственность за операцию возьмет на себя отдел диверсий Главного управления имперской безопасности. И в дипломатическом, и в моральном плане она ляжет исключительно на непосредственных ее исполнителей, к которым, в зависимости от ситуации, мы сможем применить любые санкции.
Еще несколько минут тягостного молчания, во время которого фюрер, казалось, вообще забыл о теме беседы.
– Такой подход представляется более правильным, – наконец согласился он, возобновляя движение по тропинке. – Кстати, кому вы собираетесь поручить непосредственное проведение акции?
– Отто Скорцени, – не задумываясь, ответил Гиммлер. Он знал, что фюрер неминуемо потребует назвать этого человека, и кандидатура была обдумана заранее. – Ему будет подчинена известная вам группа Майера, которая давно действует в Иране. Кроме того, подготовим и забросим специальную группу агентов из числа русских.
– С условием, что их провал никак не должен отражаться на работе и безопасности Скорцени.
– Он будет действовать в режиме абсолютной секретности. Мелкую рутинную работу выполнят другие люди. Скорцени со своими особо доверенными коммандос нанесет главный удар лишь в том случае, когда для этого будут подготовлены все условия. В Иран уже направлены офицеры секретной службы.
– Кто именно?
– Шульце-Хольтус и Гамота.
Только по вялому движению губ Гиммлер определил, что фюрер повторил про себя их фамилии.
– Тогда неминуемо возникнет соперничество. Кумир молодых диверсантов Скорцени больно воздействует на самолюбие опытных диверсантов.
– В определенной степени это даже хорошо, – загадочно улыбнулся Гиммлер, давая понять, что за его словами скрывается хитроумный замысел. Хотя на самом деле замечание фюрера оказалось для него полнейшей неожиданностью. – Пусть посоперничают.
– Каково будет участие в операции людей из абвера?
– Агентов Канариса мы вытеснять не собираемся. Однако свою группу готовить будем отдельно.
– Не только группу, но и всю операцию, – внушающе проговорил фюрер, оглядываясь на чуть поотставшего Гиммлера. – Пусть адмирал покажет, на что способен.
– В любом случае это будет любопытно.
– А мы с вами, Гиммлер, посмотрим, на что же он на самом деле способен.
– Я обдумаю ситуацию, мой фюрер.
Произнеся это, Гиммлер уже настроился согласовать с фюрером еще два, более мелких, вопроса, один из которых был связан с его недавней стычкой с Борманом, но Гитлер неожиданно упредил его:
– Так, значит, окончательно мы остановились на Скорцени?
Рейхсфюрер СС настороженно взглянул на него и замер с полураскрытым ртом. Он знал, насколько это плохая примета, когда фюрер вот так, неожиданно возвращается к уже, казалось бы, решенному вопросу.
– Если у вас не возникнет еще более подходящей кандидатуры.
– Не возникнет. Кальтенбруннер тоже назвал Скорцени. Когда два таких человека сходятся во мнении, в этом что-то есть.