Черный легион

Уже окончательно смирившись с этим открытием, Лилия замерла, как бы сжалась вся в комочек, и, все еще не открывая глаз, долго, мучительно долго ждала, когда же овладевший ее телом мужчина насладится, устанет и оставит ее в покое. Ни отрешиться от страсти, которую ощущал, терзая ее, этот нераспознанный ею мужчина, ни просто – решительно и грубо отказаться от нее Лилия уже не могла. Такое было выше ее сил.

– Кто ты, гореть бы тебе в аду? – почти с нежностью спросила она, не открывая глаз, сквозь сомкнутые веки воспринимая предутренний сумрак комнаты и едва различимый овал лица мужчины, заросшего еще относительно мягкой, почти юношеской растительностью.

– Знать бы, кто я, – философски вздохнул тот, который только что нагло, не испросив соизволения, наслаждался ее плотью. Теперь пыл его заметно угас, хотя мужчина по-прежнему наваливался на нее всей тяжестью разгоряченного тела, все еще тщетно пытаясь возбудить себя и ее.

Эта жадность его выглядела бы похвальной, но Фройнштаг вдруг с ужасом вспомнила, что вечером, когда окончательно опьянела, с ней уже успело побывать как минимум трое мужчин. Вот именно, по меньшей мере трое. Она хоть и была пьяна, но не настолько, чтобы не осознавать этого, а проснувшись поутру – не вспомнить.

Лилия брезгливо уперлась ладонью в подбородок мужчины и отвела его в сторону.

– Может, ты все же представишься? Или считаешь, что, насилуя утром ничего не ведающую сонную женщину, это не обязательно?

– Гардер. Обер-лейтенант Гардер. Успокоилась?.. Будто тебе не все равно, кто сейчас с тобой, – дохнул ей в лицо винным перегаром.

– А мне никогда не все равно, кому я отдаюсь, – вновь уперлась ему в подбородок Лилия, но опоздала. Этих нескольких минут Гардеру оказалось достаточно, чтобы вновь возбудиться. Отбив ее руку, обер-лейтенант набросился на нее с такой страстью, словно между ними еще вообще ничего не было, словно, истосковавшись по ласке, он еще только-только дорывается до вожделенного женского тела.

Первым желанием Лилии было прекратить эту животную вакханалию, вырваться из объятий, а еще лучше – сбросить осатаневшего обер-лейтенанта с себя и с постели. Но вместо этого она вдруг спросила:

– Ты что, только что с фронта?

– В том-то и дело.

– С Восточного.

– Лучше бы с Западного.

– Ранен? В отпуске? – Фройнштаг почувствовала, что голова ее стала тяжелой, как чугунная чушка, а ноги и все туловище – ватными. «Сколько же ты выпила?»

– За храбрость. С повышением в чине. Не ранен, нет. Понимаю: это было бы неприятно… Мне повезло: руки-ноги пока при мне. Все остальное – тоже.

– Я это уже почувствовала, – рассудительно призналась Фройнштаг. Еще она почувствовала, что отдается сильному молодому мужчине, не ровне многим другим, с которыми пришлось делить постель. Но в этом предпочитала признаваться пока только себе.

– Вижу: ты устала, – великодушно снизошел до жалости Гардер. – Их тут было столько! Но ты уж потерпи. Я-то пробился к тебе только в первый раз. Другие вон…

– Что ты несешь?! – с отвращением прервала его Лилия. – Что значит: «в первый раз», «другие»? Эти «другие» были со мной по нескольку раз?

– Счастливая, – простодушно улыбнулся обер-лейтенант. – Ничего не помнишь. И не надо. Извини, что заговорил об этом. С тобой хорошо. Ты себе этого не представляешь.

– Нет, ты все же договаривай.

– Мне с тобой хорошо. Думай только об этом.

– Лучше, чем было с русскими? – изменила тактику Фройнштаг.

– С украинками. Там, где я служил, были в основном украинки. Довольно красивые.

– Даже?

– И полнотелые. Почти как немки.

– «Почти как…» Ты знал многих? – Они не торопились. Им было хорошо, и они пытались продлить это наслаждение. К тому же Фройнштаг чувствовала себя вконец обессилевшей.

– На передовой у нас были другие развлечения. Неужели не понимаешь этого?

– Какие?

– «Ка-кие?..» – откровенно передразнил ее обер-лейтенант. – Смертоубийственные. Помолчи, теперь помолчи…

Лилия чувствовала, что страсть, охватившая ее партнера, постепенно передается и ей. Жаль, что это произошло с некоторым опозданием, и Фройнштаг пришлось несколько минут терзать обер-лейтенанта уже после того, как он растратил весь свой азарт. Но Лилия упорно не отпускала его, сжимая в объятиях, яростно обхватив ногами. И так продолжалось до тех пор, пока вдруг не настало то великое, райское облегчение, после которого любая женщина с полным основанием может считать себя по-настоящему счастливой и грешной.

55

Окончательно расслабившиеся, они легли рядышком и какое-то время лежали, прижавшись щекой к щеке. Было что-то по-детски наивное и нежное в такой близости. Возможно, впервые за много месяцев она наконец ощутила себя согретой, обласканной и защищенной.

Но длилось это недолго. Едва они окончательно затихли, из соседней комнаты начали доноситься приглушенные слова, вздохи, а потом ходуном заходила старая расшатанная кровать. Как только что ходила их. Фройнштаг и Гардер переглянулись и тихо, беззвучно, рассмеялись.