Черный Леопард, Рыжий Волк

Так вот, вернулся я за младенцем, и мы втроем покинули Малангику. Вышли наверх, пройдя по тоннелю от конца дороги слепых шакалов. На поверхности война шла не больше, чем до того, как я спустился. Ипундулу не взял ничего, лишь завернулся поплотнее в свои крылья, приняв вид странного господина из низших богов, носящего плотную агбаду. К тому времени солнце ушло, окрасив небо оранжевым заревом, но все остальное покрывала тьма.

– Не хочешь дать мне ребенка, какого ты несешь с собой? – спросил Найка.

– Только тронь его, и я этот факел тебе прямо в рожу брошу.

– Всего только стараюсь помочь.

– От усилий у тебя аж глаза из черепа вон лезут.

Тоннель привел в небольшой городок, где я оставил малютку с полным бурдюком козьего молока на крыльце дома известной повитухи. Сразу за городком, севернее Кровавого болота, начинались дикие земли. Я зашагал, но Найка стоял как вкопанный.

– Стоит выйти из Малангики, как малец тебя почувствует и бегом прибежит, – сказал я.

– Как и всякая женщина-молния и кровная рабыня, – ответил он. Он сожалел, что не способен обожать такую преданность, только они не ему были преданы. – Они преданы вкусу моей крови. Сказать правду, я полагал, что наверху ждущих тебя будет больше. Великан, думал, явится. Ведьма Лунной Ночи, возможно. Почти наверняка – Леопард. Где он?

– Не сторож я Леопарду, – буркнул я.

– Но где он? У вас с котярой великая любовь была. Неужто не знаешь, где он?

– Нет.

– Вы не разговариваете друг с другом?

– Ты мне мать или, может, бабка?

– Вопрос был проще некуда.

– Хочешь знать про Леопарда, иди и спроси Леопарда.

– Сердце твое больше не размякнет, когда ты в следующий раз его увидишь?

– Когда я в следующий раз его увижу, я убью его.

– Етить всех богов, Следопыт. Ты всех поубивать намерен?

– Я весь мир изничтожу.

– Большая задачка. Побольше, чем убить слона или буффало.

– Скучаешь по тому, чтоб человеком быть?

– Скучаю ли я по горячей крови в своих жилах и по коже, что не цвета всего нечестивого? Нет, милый Следопыт. Обожаю, просыпаясь, благодарить богов, что я теперь демон. Если б я когда заснуть мог.

– Вот смотрю я на тебя и думаю: для человека вроде тебя такое обличье было единственным будущим. Как, по-твоему, чем мальца вскармливали все эти годы, как не твоей кровью?

– Кровь – это опиум или лекарство его, а не пища.

– Теперь, когда мы на поверхности, он примется искать тебя.

– А что, если ему до нас год добираться?

– У него крылья есть.

– Почему ты не чуешь его?

Мы шли все время вдоль затухавших солнечных лучей, а значит, на север. Ночь должна бы пасть до того, как мы дойдем до Кровавого болота.

– Почему ты не вынюхиваешь его?

– Мы держим путь на север. В отличие от Ипундулу… тебя… от бывшего тебя, Сасабонсам не выносит города и городки и никогда не останавливается в них. Он своего обличья не скрывает, как Ипун… как ты. Он куда охотнее спрячется там, где странники ходят, и будет хватать их одного за другим. Как они с братом делали. До того, как я брата убил. Леопард убил брата. Леопард убил брата, а он учуял на нем мой запах, вот и думает, что это я был.

– Как Леопард убил его?

– Спасая меня.

– Почему ж ты тогда винишь Леопарда?

– Виню я его вовсе не за это.

– Что ж тогда…

– Тихо, Найка.

– Твои слова…

– Подавись ты своими мыслями о моих словах! Только этим и занимаешься, всю дорогу этим занимаешься. Спрашиваешь и спрашиваешь, чтоб вызнавать и вызнавать. А когда, наконец, вызнаешь о ком-то все, что можно узнать, пускаешь в ход свои знания, чтоб предать. Помочь себе ты не в силах, ведь такова твоя природа, как пожирать луну, пока молода, – природа крокодила.

– Где великан?

– Погиб. Он не был великаном, он был О́го.

Мы дошли до края Кровавого болота. Об этих топких землях я слышал чудовищные россказни: про насекомых размеров с воронов, змей с телом шире стволов деревьев, про растения, жадные до мяса, крови и костей. Даже жар обретал форму на манер безумной нимфы, выбравшейся, чтобы отравлять. Но ни одна живность к нам и близко не подошла: чуяли в двух существах недоброе. Даже тогда, когда болотная жижа дошла нам до пояса. Мы шли, пока жижа не спала нам до колен, потом до щиколоток, пока мы не ступили на землю и жесткую траву. Повсюду вокруг нас толстенные лианы и тоненькие стволы извивались и переплетались, склонялись и обвивали друг друга, образуя плотную стену под стать тем, какие окружали гангатомские жилища.