Запах долетел до меня прежде, чем мы дошли до этого. Открытая саванна с редкими деревьями и малотравьем, зато просто несет смертной вонью. Застарелой смертной вонью: то, что гнило, начало гнить семь дней назад. Еще не увидев, я наступил на тлен, и он просел под моей ногой. Рука. В двух шагах от нее шлем, все еще надетый на голову. Шагах в десяти грифы хлопали крыльями, вырывая внутренности, а над ними – целая стая таких же, но уже наевшихся, улетала прочь. Поле боя. Все, что осталось от войны. Я поднял взгляд: птицы были повсюду, куда взгляд доставал. Они кружили над телами, садились, приискивая еще что-нибудь, склевывали мясо с людей, а люди пеклись в металлических доспехах, люди, до того раздутые, что лопались, головы людей лежали так, что казалось, будто тела их по шею в землю ушли, а глаза их выклевали птицы. Слишком много их было, чтоб почуять кого-то одного. Я продолжал шагать, приглядываясь к цветам севера или юга. Впереди нас торчали одни только копья да мечи. Найка шел следом и тоже приглядывался.
– Думаешь, какой-нибудь солдат изо всех сил восемь дней выжить старался, чтоб ты смог у него сердце вырвать? – спросил я.
Найка ничего не ответил. Мы все шли и шли, пока в саванне перестали попадаться тела и части тел, а птицы остались позади. Вскоре вокруг не стало и деревьев, и мы оказались на краю Икоши, соляных равнин, раскинувшихся на два с половиной дня скачки по одной только грязи, растрескавшейся, как треснутая глина, да серебру на манер лунного. Он шагал навстречу нам, будто из ниоткуда явился и пошел. Крылья Найки распахнулись, но он, увидев, что я ничего не предпринимаю, сложил их.
– Следопыт, напоминаю: это ты подал мысль, чтоб я с тобой пошел.
– Мысль эта не моя.
– По сути, мысль эта мне принадлежит, – сказал он, подходя.
Именно так и сказал, в точности так, как я и знал, что он скажет. Охота на нас велась в течение двух лун и еще девяти дней. Он стоял, подбоченясь, и поглядывал, будто мамаша, готовая отругать нас.
Аеси.
Найка поджег сухой хворост молнией. Пламя занялось мигом, и он отскочил. Я вернулся из болотной чащобы с молодым бородавочником. Тушу я вспорол, чтоб на вертел насадить, сердце вырезал и бросил Найке. Он в такой час себя не посрамил бы. Не стал бы есть его под нашими с Аеси взглядами, но ни он, ни я не отвернулись. Найка зашипел, уселся на землю и впился в сердце. Кровь струей ударила ему в рот и в нос.
Вот глядел я на них двоих: обоих я когда-то пытался убить, у обоих, как известно, крылья, у одного белые, а у другого черные. Куда ж, гадал я, подевался тот я, кто враз бы топорики выхватил, чтоб прикончить их на месте.
– Рискованная это штука, на юге оказаться. Вражеская территория в разгар войны… У вас все планы такие безумные? – заговорил Аеси.
– Ты не должен был приходить, – сказал я.
– Какой у него план? – вылетело из сплошь красного от крови рта Найки.
Я отрезал кусочки обжаренного мяса и подал их обоим. Оба, отказываясь, повели головами. Найка вякнул что-то про вкус горелого мяса, теперь ему противный, что заставило меня вспомнить о Леопарде, а мне не хотелось вспоминать Леопарда.
– Мы отыскиваем мальца и его монстра, – сказал Аеси.
– Он мне уже рассказал об этом, – заметил Найка.
– Мальца я разыскиваю, – уточнил Аеси. – Он ищет монстра. Монстр напал на караван к северу отсюда, один человек уверял, что он ногами порвал корову надвое и улетел с обеими половинками. Малец сидел у него на плечах, словно ребенок у своего отца. Они улетели в тропический лес, что на пути отсюда к Красному озеру.
– Ты разве уже не с Северным Королем? Память меня чаще подводит, чем выручает, но я помню, что когда-то нам полагалось отыскать этого мальчишку и спасти его от тебя. Теперь же оба вы ищете мальца, чтобы убить его?
– Все меняется, – сказал я прежде, чем Аеси успел рот раскрыть и куснуть мясо борова. Я сверлил его взглядом.
– Они таки спасли его. Разве нет, Следопыт? – заговорил Аеси. – Спасли мальца от шайки вампиров и повезли его и мать его в Мверу. Три года спустя ты… Мне рассказать эту историю?
– Я никому рот не затыкаю, – сказал я.
Аеси рассмеялся. Он закутался в свое черное одеяние, сел на груду сухих веток и мха.
– Помнишь, Следопыт, как ты прятался от меня? И прятался от меня ты в джунглях сновидений. Я нашел замену – О́го. Бедняга. Могуч, но простоват.
– Не смей никогда говорить о нем.
Аеси склонил голову:
– Прошу прощения. – Потом обратился к Найке: – Следопыт знал, что спать ему нельзя, ведь я бродил по джунглям сновидений, выискивая его. Но много лет спустя – надобно годы считать? – однажды ночью он нашел меня. «Малец, – сказал он, – я отдам его тебе, если поможешь мне найти того, кого я ищу». Сказал еще до того, как успел меня поприветствовать. «И если поможешь убить его», – добавил. Странно было то (и я тогда подумал об этом), что сон Следопыта исходил из Мверу.
– Ни один человек не может покинуть Мверу, – сказал Найка.
– А вот мальчик может, – возразил Аеси. – В пророчествах сказано, что мальчик, что выйдет из этих земель, черной тучей нависнет над Королем. Только у кого есть время на пророчества?