Черный Леопард, Рыжий Волк

Воины не двигались с места. Они тряслись, силились заставить свои рты заговорить, свои бедра повернуться, сказать, что хотели исполнить все по ее желанию, но не смогли. Найка с Аеси подошли ко мне сзади.

– А кто эти двое?

– Уверен, у них рты имеются. Спроси их, – сказал я.

Каждый державший пику вздернул ее вверх. Предводительница потрясенно оглянулась и напугала свою лошадь. Усиленно гладила ее по щеке, пытаясь успокоить.

– Кто из… – заговорил было Леопард, но слова его пропали.

Подошедший Аеси встал рядом со мной. Обеими руками откинул он капюшон.

– Убейте его! Убейте его! – заорал Леопард.

Предводительница взвизгнула:

– Кто это?

Глаза у Аеси побелели. Все лошади до единой принялись прыгать и брыкаться, взвивались в воздух, сбрасывая всадников и лягая любого, кого достать могли. Один воин получил удар по голове. Те, кто держался в седлах, орали со страху, когда лошади с разбегу ударялись друг с другом и нападали на пеших. Три лошади убежали, потоптав копытами двух человек.

– Это все он! Это по его воле! – орал Леопард предводительнице.

Та ухватила Леопарда за руку, и оба они свалились с лошадей. Большинство лошадей убежали. Кое-кто из воинов побежал за ними, но остановились, потом повернулись, выхватили мечи и напали друг на друга. Вскоре каждый сражался с кем-то еще. Один убивал другого, вонзая тому меч в грудь. Один воин пал от меча в спину. Леопард ударил предводительницу и сбил ее с ног. Сам же, поднявшись, с ревом двинулся на Аеси. Аеси, пока тот приближался, глаз с него не спускал. Дотронулся до виска. Старался разум свой на котяру настроить, но Леопард обратился в зверя и напал. Прыгнул на Аеси, но прямо на него помчались лошади, отсекая его и сбивая наземь. Найка распростер крылья, прошел сквозь сражающихся и остановился возле воина, лежавшего на земле и истекавшего кровью от смертельной раны. Уверен, убеждал его, как ему горестно. И что времени он не терял. Ударил воина прямо в грудь и вырвал его сердце. То же самое проделал он еще с двумя ранеными солдатами, прежде чем все они – и живые, и почти мертвые – не погрузились в сон. Все, кроме предводительницы, что получила колотую рану в плечо. Аеси, подойдя, склонился к ней. Воительница отшатнулась, попыталась ударить его, да только рука ее застыла в воздухе.

– Когда ваши братья проснутся утром, они увидят, что здесь произошло. Узнают, что брат поднял меч на брата и погубил многих, – произнес Аеси.

– Ты живое зло во плоти. Слышала про тебя. Ты себя против женщин и мужчин настроил. Нечестивая половинка Короля-Паука.

– Разве ты не знаешь, храбрая воительница? Обе половинки нечестивые. А теперь – спи.

– Я убью…

– Спи.

Она откинулась спиной на землю.

– И приятного тебе путешествия по джунглям сновидений. Это будет последний сладостный сон изо всех, какие ты еще увидишь.

Он выпрямился. «Не зевай, я зову трех лошадей», – бросил он мне.

Была одна дверь в Кровавом болоте, но она вывела бы нас в Луала-Луала, слишком далеко на север. Поначалу я думал, что Аеси не знает ничего про десять и еще девять дверей, однако он лишь избегал пользоваться ими. Вот что я заподозрил: проход через такую дверь ослаблял его, точно так же, как ослаблял он Ведьму Лунной Ночи. Великое множество неподходящих духов и бесов, что поджидали его в проеме каждой такой двери, набрасывались на него в том единственном месте, где он становился таким же, как и все они, полностью духом безо всякого тела, кого можно было схватить, утащить, с кем можно было сразиться, а то и убить. Размышлял я так: есть то, чего нам не видно, многих рук, наверное, хватающих его со всех сторон, вожделения мщения, циркулирующего в них так же, как когда бегала кровь.

– Следопыт! Ты куда пропал? Я тебя три раза звал, – сказал Найка.

Он уже уселся на лошадь. Та, по всему судя, волновалась, встревоженная чем-то неестественным на своей спине. Взбрыкнула, стараясь сбросить его, но Найка ухватился за лошадиную шею. Аеси повернулся к лошади, и та успокоилась.

Мы ехали в темноте: ночной путь на север, потом на запад, вдоль поросших травами земель, пока не добрались до тропического леса. Не было у него, у этого леса, названия, и я не помнил его по карте. Аеси ехал впереди быстрым галопом в нескольких скачках перед нами, и сам не знаю почему я так подумал, но было похоже, будто он ускакать старается. Или добраться до них первым. Когда он пришел ко мне в Мверу, я сказал ему, мол, можешь взять себе мальца, делать что угодно, хоть распластать его надвое ножом для обрезания – мне все равно, только помоги мне убить крылатую тварь. Только мальца я убью. Не то я весь мир поубиваю. Люди, с кем сталкиваюсь, всю дорогу говорят, что мы воюем. Мы на войне. Стало быть, пусть будут убийства, пусть будет смерть. Пусть все мы сойдем в загробный мир, и пусть все боги смерти судачат про истинную справедливость. Золотистая трава в ночи становится серебристой.