Черный Леопард, Рыжий Волк

Лошадиные копыта выбивали гром из земли. Впереди нас лежала еще более глубокая тьма, непроглядная темень, похожая на горы. Нам видно было ее на равнине, но все равно добираться до нее пришлось до самого рассвета. Скача сквозь темень, думая о нечисти, чуя ее, даже о ней не думая, я не видел Леопарда, пока он не отстал далеко и изо всех сил понукал лошадь, стараясь догнать меня. Я только что не прильнул к своей лошади, пустив ее полным аллюром. Теперь, когда нюх мой чуял его запах, я ощущал, как подбирается он все ближе и ближе. Он рявкал на свою лошадь, пугая ее, пока мы не поскакали на корпус лошади друг от друга, на полкорпуса, голова в голову. Он прыгнул со своей лошади прямо на меня и выбил меня. Я, падая, перевернулся и приземлился сверху него. Все равно мы ударились о траву и, крепко сцепившись, покатились, покатились, покатились, перевернувшись несколько раз. Наконец, мертвый муравейник остановил нас, и Леопард слетел с меня. Упал он на спину и вскочил прямо под мой нож, прижатый к его горлу. Он дернулся назад, и я вжал нож ему глубже в шею. Он взметнул руку, я поднажал, пошла кровь. В лунном сумраке лицо его виделось четко, глаза были широко раскрыты: от потрясения? да; от сожаления? наверное, – почти не мигали, будто умоляли меня сделать что-то. А то и не было ничего этого, что бесило меня. Я не видел его немало лун, ведь я мозги себе спалил мыслями о том, что сделаю с ним, если наши тропки опять сойдутся. Только бы мне на нем оказаться, только бы одолеть его, только был бы при мне топорик или нож. Вроде ножа у его горла. Никакому богу не счесть, какое множество раз я думал об этом. Я мог бы вырезать свою ненависть из него, насколько только вонзенного ножа хватило б.

«Скажи что-нибудь, Леопард», – думал я. Слышь, Следопыт, это так-то мы теперь найдем себе забаву, ты и я… чтоб я тебя зарезал и ты заткнулся бы? Но он лишь смотрел на меня во все глаза.

– Давай, – произнес Найка Ипундулу. – Давай, мрачный волк. Добей его. Какого б покоя ты ни искал, тебе не обрести его никогда. И покою никогда тебя не отыскать, так что давай. Забудь про покой. Ищи мщения. Продырявь прореху шириной в сотню лет. Сделай это, Следопыт. Сделай. Разве не он причина твоих бед?

Леопард смотрел на меня, в глазах его стояла влага. Он попытался что-то сказать, но прозвучало это лишь набором звуков, вроде нытья, хотя был он слишком смел, чтобы ныть. Мне до жути хотелось продырявить что-нибудь. И тут под ним, нарастая, разом загремело что-то. Почва рассыпалась в прах, и его затянуло под землю. Отпрыгнув, я выкрикнул его имя. Он с силой вытолкнул руку из земли и бился, бился, но земля поглотила его. Я поднял взгляд как раз тогда, когда Аеси накинул капюшон на голову.

Двадцать пять

– Ты убил его!

Я выхватил топорик.

– Сучий потрох, ты убил его, – сказал я.

– Следопыт, до чего ж ты вымотался. В течение скольких лун ты представлял, как убьешь этого зверя. В джунглях сновидений горло ему располосовал. К дереву привязал и сжег его. Тыкал всем, чем только можно, во все части его тела. Ты нож к его шее приставлял. Называл его причиной всех своих несчастий. А вот сейчас вопишь, когда, наконец, добился того, чего желал.

– Никогда я такого не желал.

– А тебе и не надо было.

– Ступай опять ко мне в голову, и ты…

– И я – что?

– Освободишь его.

– Нет. Это тебе не надо было.

– Ты знаешь: я убью тебя.

– Ты знаешь: у тебя не получится.

– Ты знаешь: я попробую.

Мы стояли на месте. Я побежал обратно туда, где лежал Леопард. Земля вспучилась холмиком новой могилы. Я уже готов был отрывать его голыми руками, когда позади раздался посвист: порыв холодного ветра, похожий на дымок. Он метнулся в холмик и проделал в нем дыру шириной с мой кулак.

– Теперь он дышит, – сказал Аеси. – Он не умрет.

– Вытащи его.

– Ты бы лучше подумал, Следопыт, чего тебе хочется в эти последние дни. Любви или мести. Того и другого тебе не получить. Дадим ему самому выбраться. Займет это у него сколько-то дней, но сил ему точно хватит. И хватит беситься от ярости. Идем, Следопыт. Сасабонсам днем спит.

Они с Найкой сели на лошадей. Холмик был чересчур недвижим. Я отошел, но все еще посматривал. Показалось, что я слышу его, но то были создания утренней зари. Мы ускакали.

Утренние боги укротили дневной свет. Лес был уже на виду, но все же не близко. Лошади устали, я чувствовал это. Не стал кричать Аеси, чтоб остановился, хотя он и перешел на рысь. Сасабонсам, должно быть, отправился спать. Я подъехал к Аеси.

– Лошадям бы передохнуть, – сказал.

– Они нам не понадобятся, когда до леса доберемся.

– Не в том дело. – Я остановил свою лошадь и спешился. Найка с Аеси переглянулись. Найка кивнул.