Черный Новый год

– Чечня, две тысячи шестой. Я сам по себе, но работал напрямую с федералами. Что, тоже Шимон подсобил с работенкой?

– Он, родимый. А кому мы еще нужны? Другие ЧВК[1] вся эта… сверхъестественная хренотень до седины пугает, а Шимон, ну, ты и сам знаешь. Свой человек, всегда рад нашему брату-колдуну.

– Ты бы так не радовался, Валера-чернобожник. Это тебе не сотня шайтанов на стороне НАТО да парочка поехавших демонопоклонников у албанцев. Слышал я, как там у вас было. Ты лезешь в очень глубокое дерьмо! Там все серьезно.

– Да насрать. Дети выросли, у них своя жизнь, с женой пять лет как в разводе. И так вышло, что без этого «дерьма» мне жизни нет! Ты знаешь, кем я работаю, Расул? Школьным физруком в Нальчике! За пятнадцать, мать их ети, тысяч рублей в месяц! У меня каждый день – день сурка. Что мне терять? Пристрелят? Да и хер с ним! Зарежут? Да и хер с ним! Заколдуют насмерть? Да и хер с ним! Хоть живым себя почувствую напоследок.

Расул неодобрительно цокнул и потушил сигарету. Он уважал псов войны, бойцов «колдовского круга» уважал вдвойне, но его всегда раздражала эта порода «отчаявшихся», которые ездили на войну за смыслом жизни или воевали, чтобы красиво умереть.

– Любая жизнь, Валера, даже самая херовая, всегда лучше красивой смерти. Я бывал на той стороне, там нет ничего прекрасного. Только скорбь и холод.

Они выкурили еще по сигарете и разошлись по своим купе.

* * *

Из Шереметьево был перелет до Стамбула, там наемников подобрали люди в форме с шевронами ЧВК «Лев». Шестерых добровольцев, включая Валеру и Расула, увезли на военный аэродром в тонированном микроавтобусе, там посадили на транспортник и спустя пару часов доставили на закрытую базу в двухстах километрах от Ракки.

– Ба! Старые знакомые. – На взлетно-посадочной полосе добровольцев встречал сам Шимон Лев. За тринадцать лет, что они не виделись с Расулом, этот матерый наемник почти не изменился. Разве что фигура стала еще суше, а в бороде прибавилось седых волос. – А я уж думал и не увижу тебя больше, слуга Эштра! Живым, во всяком случае. Кто тут еще у нас? Валера «Сербский», Араик «Святоша» Гаврилян, остальных не знаю. Ну, ничего. Еще будет время познакомиться. Ну, пошли по чайку сообразим, что ли? Пошли-пошли! Чего как неродные?

Лев вел их сквозь жилые и нежилые помещения базы, попутно рассказывая о нехитрых особенностях местного быта.

– Вы-то не первоходы, – говорил Лев, – с вами проблем быть не должно. Просто делайте что говорят, не рыпайтесь почем зря. Домой вернетесь целые или почти целые – на это стопроцентную гарантию дать не могу, – но по бабкам не обижу, нормально выйдет.

Одолев крутую лестницу, спустились под землю, пересекли длинный бетонный коридор и оказались в небольшой комнатушке, доверху уставленной консервами, пачками чая, макаронами и другой нехитрой снедью.

– Опыт говорит: жратву нужно хранить там же, где боеприпасы. То есть в самом надежном месте. ЦАХАЛ плохому не научит… Ну? Черный – зеленый?

– Чер… – хотел сказать Валера, но не успел. Наверху что-то знатно ухнуло, затряслись балки под потолком.

– Стингеры, отвечаю… – буднично сказал Лев. – Три штуки, не меньше! Эти тупорылые фанатики из ПЗРК херачат по всему подряд. Дай им микроскопы – гвозди забивать будут. Ну, пошли. Поглядим, что там к чему.

Пока поднимались наверх, прогремело три оглушительных выстрела; рация Льва пронзительно зашипела, и один из снайперов сообщил, что снял трех «бородатых».

– Вот суки! Точно стингеры, – Шимон смотрел на истерзанное ракетами, но все еще целое здание. – У меня тут котельные по всей базе. Повезло: это мои ПЗРК, бракованные. Бородатым продал шлак, который и на тлеющую сигарету наведется.

Невдалеке от кирпичного здания котельной, прижав колени к груди, с боку на бок перекатывался окровавленный человек.

– Они… Я видел! Они стреляли по казармам, но ракеты по котельной ушатали…

– Ну че, бывает, – Лев пожал плечами и потянулся за рацией. – Фельдшера к третьей котельной, живо! – Шимон выключил рацию и широко улыбнулся, похлопав по плечу Расула. – С возвращением домой!

IV. Опыт не пропьешь

– Ну, Сербия, чего умеешь? – Шимон положил руку на плечо Валеры. – Слышал я, что жрецы Чернобога тьму посреди дня делать могут.

– Не только. Эту тьму и фонарь не берет, и прожектор. Если нашепчу, то и сам смогу в темноте видеть, и товарищу это зрение передать. Но кровь нужна, жертва нужна.

– Экий ты затратный! Ну, ничего. Этого добра здесь имеется. Сейчас поедем вам тест-драйв мутить. Готов, десантура?

– Как пионер!

Шимон что-то прокричал в рацию по-арабски, и через минуту к «Рендж Роверу» привели связанного человека с мешком на голове.

– Этот козлик сгодится? – спросил Лев.

– Да, – сглотнул Сербский. Как же давно ему не приходилось приносить людей в жертву! Это было целую вечность назад, но лица тех, кого он отдал Чернобогу, все еще стояли перед глазами; албанский мальчик, десятилетний щегол, которому едва хватало сил взвести затвор автомата, до сих пор приходил в кошмарах.