Черный парус беды

Миронов созвал пресс-конференцию, на которой объявил, что травля, развернутая против него, суть месть за его передовые либеральные взгляды и финансовую помощь оппозиции. И потому, как истинный поборник демократии, он взыскует о защите со стороны общественности горячо любимого и глубоко несчастного Отечества, стонущего под пятой тирании, а также о заступничестве мировых организаций, стоящих на страже гуманистических ценностей. Короче, руки прочь от господина Миронова!

Этот вопль, эта мольба не могли пропасть втуне. Пара известных своей прозападной ориентацией радиостанций тут же разразились гневными филиппиками, в которых слова «произвол» и «беспредел» мирно уживались с «диктатурой» и «рейдерством». Вакханалия, однако, продолжалась считанные дни. Потом все замерло. И отнюдь не до рассвета. Кому-то из зарвавшихся журналистов власть мягко попеняла, особо рьяных жестко одернула, после чего поступила и вовсе умно. Гласности были преданы некоторые темные и мерзкие делишки гражданина Миронова, трактовать которые как-то иначе было невозможно. Еще как-то очень ко времени выяснилось, что никакой финансовой помощи оппозиционерам не было и в помине. И все, радио заткнулось. Телевидению этого не потребовалось, так как оно и без того рта не открывало.

Прокуратура продолжала терроризировать суд, уже не прося, а требуя высочайшего одобрения постановления об аресте. И все указывало на то, что такое разрешение она получит.

Тогда Миронов исчез.

Семью свою – красавицу жены и лапочку-дочку – он загодя отправил во Францию, где на берегах Луары у него была кое-какая недвижимость в виде «хибары» о трех этажах при четырнадцати комнатах, четырех ванных и пяти сортирах, – и виноградник при ней, при «хибаре».

Родители любезного сына Николаши «прозябали» на Бали, не уставая восхвалять щедрость отпрыска и не собираясь возвращаться на Родину, чего-то совсем их туда не тянуло. И кто только сочинил эту сказку о ностальгии?

И вот Миронов пропал. И тут же был объявлен в федеральный розыск. Но скорее всего, к тому времени Колька уже сумел каким-то образом покинуть Россию, хотя пограничники пересечения им отеческих рубежей не зафиксировали. Но мало ли дырок в камзоле, если тщательно поискать? Так говорили в старину, и с тех пор ничего не изменилось.

Оставалась, правда, вероятность, что Миронов страну не покидал, а затаился где-то в глубинке. На таких позициях стояла одна популярная газета из «желтого сектора». Начав собственное расследование, она даже отрядила корреспондента в новгородскую деревню Ключики, где Миронов обустроил что-то наподобие родового гнезда – воздвиг усадьбу с колоннами и портиком, скупил у бывших колхозников их земляные наделы, перегородил плотиной речку Ореховку, создав каскад прудов, разбил парк.

Вел себя Миронов в Ключиках как помещик-самодур, а деревенские жители, даром что оставались свободными гражданами свободной России, были при нем вроде крепостных. Мужики трудились на его полях и лесных делянках, женщины – в птичнике и на молочной ферме, ухаживая за племенными коровами голштинской породы, выписанными аж из самой Голландии. Даже ребятне находилось занятие: собранные ими грибы и ягоды отправлялись в консервный цех, откуда появлялись закатанными в банки с этикетками «Мироновские погреба. Элитный продукт».

Что характерно, такое зависимое положение деревенских, видимо, вполне устраивало: получил с вечера наряд – поутру иди работать, а каждые две недели нате вам зарплату, пусть не очень большую, но приличную, жить можно. Стабильность, она тоже дорогого стоит! И какой же после этого Миронов мироед?

Одно расстраивало: прежнее разгульное винопитие было под запретом. Хозяин, то есть Миронов, сильно пьющих не терпел, а уж запойных и вовсе. Пригубливать дозволялось только по праздникам и то в меру, ну, и по выходным рюмку под закуску, а больше – не смей! Если внушения и предупреждения не помогали, и грешник продолжал упорствовать, в ход шли другие приемы. Мироновский управляющий – не местный, неизвестно откуда прибывший, на пару с участковым, который тоже с хозяйской руки кормился, могли упрямца и кулаками поучить. Коли и это просветлению в мозгах не способствовало, то неподдающемуся указывали на дверь, то есть настоятельно советовали покинуть Ключики, подыскав менее трезвое место жительства. Обычно это действовало, было лишь три случая, когда заскорузлые пропойцы продавали Миронову свои дома и отправлялись куда глаза глядят, благо «пьющие деревни» на Руси от века в подавляющем большинстве. Да и как не продашь, ведь спалит! Вообще без «походных» останешься…

Об этой современной пасторали, обозвав ее почему-то «местечковым тоталитаризмом», корреспондент поведал со страниц своей газеты, не пожалев ни эмоций, ни красок. И так увлекся, что чуть не забыл о первоначальной цели своего визита в Ключики.

Нет, не объявлялся Миронов в своей вотчине.

«Не было хозяина, – божился управляющий имением. – Звонил – да, распоряжения дал кое-какие, наказал жить, как заведено. Обещал вскорости приехать, но как скоро, того не сказал».