Черный парус беды

– Подробности, как погибли мама и папа, я узнала в десять лет. Автомобильная катастрофа. Они умерли сразу, а я выжила. Мы жили в пригороде Марселя. Папа был инженером, а мама до знакомства с ним преподавала в начальной школе. Когда я родилась, работу она оставила. Обычно француженки выходят на работу уже через месяц-два после родов, но мама не хотела отдавать меня в ясли. Она хотела быть рядом, заниматься со мной, баюкать, рассказывать сказки. Это потому, наверное, что мама была из семьи русских эмигрантов. Ее бабушка бежала в революцию из России. Здесь, во Франции, она осталась одна, все ее родственники умерли от тифа.

– «Испанка», – кивнул я. – Читал.

– Да, от тифа. От него тогда умерло людей больше, чем погибло в войну. Все умерли, а она уцелела. Потом вышла замуж, родила сына, моего деда.

– Слушай, так, может, ты не Мари, а Маша?

– Тебе так больше нравится?

– Что-то слышится родное…

– Нет, вряд ли, если бы мама оглядывалась на бабушку, она назвала бы меня Екатериной. Бабушку так звали. Так что я все-таки Мари. Хотя при том, что в маме было мало русской крови, в ней было много русского, понимаешь?

– Как и в тебе.

– Ты считаешь?

– Вижу.

– И что ты видишь?

– Только русская женщина может так очертя голову ввязываться в авантюры.

– Спорное утверждение.

– Для меня бесспорное. На скуку тут кивать не след, душа мятежная виною!

– Это стихи?

– Ага, мои.

Мари засмеялась, встала и шагнула к ящику с газовой плиткой. Из-под крышки кастрюли выползала пена. Надо было сделать огонь потише.

Я следил за тем, как она управляется с конфоркой, как снимает крышку, зачерпывает ложкой суп, пробует, морщится, добавляет соль. И думал, какая у нее хорошая улыбка, а смех еще лучше.

Удивительно все же. В марине Орты мы столько дней провели бок о бок в тесной каюте «Великого Океана», и все молчком. Причем было очевидно, что Мари это нисколько не напрягает, а меня ее замкнутость чаще радовала, чем раздражала. Потому как у меня дел полно, я, понимаешь, думаю. Некогда мне языки чесать!

Первые недели плавания Мари тоже не отличалась разговорчивостью. Но постепенно она словно оттаивала, мягчела, а лучше так – мяхшела. И дело, смею думать, было не в том, что она лишилась возможности общаться со своим разлюбезным смартфоном и по этой причине вынуждена была искать ему замену, хотя бы эрзац.

Была и своеобразная «точка невозврата», как охарактеризовал ее майор в отставке Петр Васильевич Кривушин. Этой «точкой», после которой назад дороги нет, стал шторм, настигший нас где-то посреди Атлантики. Впрочем, это мы с бесстрашной девушкой Мари сочли данный природный катаклизм штормом, кэп же охарактеризовал его куда скромнее: «Чой-то засвежело». Волны потемнели, словно позавидовали тучам над ними, а позавидовав, позаимствовали у небес их мрачную неприглядность. Ветер срывал брызги с гребней и швырялся ими сначала как крупой, а потом как камнями. Паруса были убраны. С кормы на длинном конце был выпущен плавучий якорь – мешок с растянутой на обруче горловиной. Упираясь в воду, плавучий якорь не позволял плоту развернуться боком к волне. Но нас все равно захлестывало: особо дерзкие волны то и дело прокатывались по палубе. Кривушин при этом оставался невозмутим и даже благодушен, нам же с Мари приходилось худо. Правда, страх вскоре пропал, однако не потому, что мы вдруг устыдились его или просто привыкли, смирились. Нет, все куда прозаичнее: когда тошнит, уже не до того, чтобы бояться. О, тогда мы познали все «прелести» морской болезни!

Вот с того дня, а вернее, с дня последующего, когда шторм величаво удалился на Восток, вернув нам солнце и попутный ветер, матросы «Великого Океана» и начали вести долгие беседы. Сначала на темы бытовые, типа особенностей приготовления жаркого из консервированного мяса в походных условиях. Потом в ход пошли темы отвлеченные, но равно интересные обоим: о книгах, о фильмах, о музыке. И как-то так случилось, что слово за слово я рассказал Мари о себе, и она – все откровеннее – поведала о своей жизни. Как училась, поступила в университет, изучала филологию. Как факультативно – вот оно, эхо истинной родины! – взяла русский язык. Как оказалась после учебы без работы по специальности и несколько лет скучала в секретарях на небольшой фирме. Потом, после кончины дальнего родственника, о котором прежде и не слышала, получила небольшое наследство и с легким сердцем пустилась странствовать по миру. Накатавшись по Европе, она решила завернуть на Азоры…

Мари и внешне преобразилась. Безусловно, тому способствовала одежда: ее бриджики и топик были убраны до лучших времен. Не имея иного выбора, девушка облачилась в то, что пожертвовали в ее пользу я и Кривушин. От меня достались шорты, а дядя Петя с широкого плеча одарил футболками, выбрав те, которые не имели двусмысленных надписей – с корабликами у ключицы, их у него была целая стопка. Оптовик, понимаешь.