Черный парус беды

Должен согласиться, это было мудрое решение. Первые недели плавания мы без устали мусолили события, предшествующие старту «Великого Океана». Вопросы были одни и те же. Мы крутили их так и эдак в надежде, что это каким-то образом даст на них более-менее приемлемые ответы. К сожалению, ответы не находились, и тогда мы принимались прикидывать, что будет дальше. При этом подразумевалось, что не о трудностях трансатлантического перехода речь, уж океан-то мы переплывем с Божьей помощью, а о том, что ждет нас на островах. И опять же, как мы ни пыжились, все сводилось к выбору между большой пакостью и гадостью поменьше. Наконец, видя, что такой «гнилой базар» откровенно деморализует экипаж и даже пагубно влияет на его главу, дядя Петя повелел скользкие темы прихлопнуть и до берега не открывать.

– Хватит нам, как воронам, дерьмо клевать, – отрубил он.

Я понял и принял к сведению и исполнению. Что касается Мари, то вряд ли она совладала со столь сложным идиоматическим оборотом, не настолько она владела языком предков, про ворон и дерьмо во французских университетах не учат, но тоже не посмела ослушаться. Потому что слово капитана на судне… Что? Правильно, закон.

Разумеется, каждый из нас был волен размышлять о чем угодно, в том числе и об этом. Уверен, это и происходило. Однако ничего толкового из молчаливого обсасывания набивших оскомину вопросов вызреть явно не могло. Во всяком случае, у меня ничего не получалось. И тогда я поднатужился – и не забыл, но забил. Смог!

– И о чем же ты подумал? – поторопил я Кривушина.

Кэп взглянул на меня несколько рассеянно, хлебнул чайку, посмаковал и лишь после этого соизволил вымолвить:

– О многом. О разном.

– Не томи!

– Да я не чванюсь, Сережа. Не сходится у меня. Что-то я проглядел. Что-то мы упустили. Помнишь тот разговор… ну, с этим, с бритой головой… в марине?

– С твоих слов.

– С моих, конечно. И вот думаю я: почему он, лысый этот, в марине прописался? Будто медом там было намазано.

Я тоже отставил кружку – мешает руки развести:

– Ну, ты даешь. Сам же все расписал, как они нас с Мари ловить будут.

– Нет, я про другое. Почему именно он и почему именно в марине.

– Он же не постоянно там торчал, – напомнил я. – В очередь с бугаем. Который блондинистый. И вообще, почему – нет?

– А ты сам рассуди. Вот, предположим, тебе надо перехватить человека, который спит и видит, как бы побыстрее свалить с острова. Ты прикидываешь, как беглец попытается это сделать. Выбор невелик: или по морю, или по воздуху. Предположим также, что у тебя достаточно людей, чтобы перекрыть все «ворота» – и небесные, и водные. Но куда направишься ты? Ведь ты главный, ты отвечаешь за успех операции. Наверное, к тем «воротам», через которые беглец попытается смыться с наибольшей вероятностью. Но ты не отправляешься в аэропорт, ты не едешь к паромам в порт, ты сидишь на парапете у входа в марину и ждешь.

– Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что не было никаких осведомителей на других островах, не было дозорных в Орте. И не было никакого «десанта» из Москвы, потому что надобность в таком подкреплении отсутствовала. Они как были втроем, бандиты эти, так втроем и оставались. Минус один, которого ты без кадыка оставил. Итого двое. Бритый и блондин. Они тебя и выглядывали по очереди.

– Получается, они знали, что я в марине?

– Получается, что так. В разговоре том, у парапета, бритый прямо сказал: «Где-то здесь!» – и рукой повел. Меня этот жест с панталыку своротил. Широко так повел, вольно. Вот я и подумал, что он и марину имеет в виду, и порт, а может, и весь город, весь остров.

– Допустим, ты прав. – Я собрал лоб в морщины. – Но как они узнали? И если знали, то чего ждали?

– А что им было делать? С обыском по судам идти? Марина огромная, в ней четыре сотни яхт с лишком. На все по-тихому не проникнешь. А с шумом тем более, это же заграница, тут нахрапом не получится. Вот они и ждали, когда ты сам появишься. Или сдаст кто. Вроде меня.

Плот подхватила шальная волна, он наклонился, и обе наши кружки опрокинулись. Дядю Петю брызги пожалели, а меня хлестнули огненным по голым ногам. Я выругался непечатно и, спохватившись, взглянул на Мари. Свою кружку наша спутница держала при себе, поэтому смогла сохранить остатки чая. Хотя это ее в данный момент волновало мало. Взгляд ее был отстраненным, как обычно бывает, когда человек о чем-то напряженно размышляет.

– Маяк, – сказала она. – Сигнал.

– Ну-ка, ну-ка, – подался к ней капитан. Но Мари повернулась ко мне:

– Что ты должен был сделать после того, как передашь портсигар?

– Я тысячу раз рассказывал.

– А ты тысячу первый.

– Отдаю, звоню Кольке Миронову, докладываюсь – и все, свободен.

– Ты же телефон в отеле забыл, – напомнила Мари. – Как бы ты позвонил, если бы в доме старика все по-другому пошло?

– Ха, телефон! Для меня это было делом третьим. Главное – отдать, а за остальное Колька простит.

– За что простит?

– Что не сразу позвонил.

– Это специально оговаривалось? – спросил дядя Петя. – Что сразу позвонишь?