Избы в деревне были разные. Новые, богатые дворы были обнесены добротным штакетником, а во дворах цвели цветы. И жители этих домов были красивые, румяные, дородные. Они сидели во дворах, пили чай с мёдом, разговаривали между собой.
Другие дома были покосившиеся, старые. Через дыры в покосившемся штакетнике было видно, что маленький дворик зарос бурьяном. Жители этих домов выглядывали из своих ворот, будто ждут кого-то. Они провожали Василько взглядами, и столько тоски и боли было в их глазах, что у парня сердце защемило, особенно когда он видел за покосившимися штакетниками детей.
Большинство домов были обычными: крепкие, добротные избы без излишеств. Да и люди там такие же.
Но что было самым странным – в деревне не лаяла ни одна собака, не кудахтали куры, не блеяли козы. Словно и не было животных вовсе.
Василько поискал взглядом колодец – где-то же люди должны набирать воду. Но его тоже не было. Он уже почти вышел из странной деревни, когда увидел женщину, стоявшую прямо на дороге. На руках у неё спал младенец. За спиной женщины воздух дрожал, как от жара. И приглядевшись, Василько увидел едва различимые человеческие силуэты. Они не пытались прикасаться к женщине, но окружали её. Где-то на грани слышимости раздался едва различимый плач.
Но плакала не женщина, и не ребёнок. Она в удивлении оглядывалась по сторонам, покачивая на руках младенца. Наконец, взгляд её встретился с глазами Василько. Был в этом взгляде и безмолвный вопрос, и мольба о помощи.
А тени всё продолжали её ненавязчиво оттеснять в сторону нового, ещё не успевшего потемнеть сруба избы. Изба была добротная, вся украшенная цветами, на порожке перед сенями цветов разных было – просто гора. А ворота открыты настежь.
Наконец, она вошла во двор, и тени начали по одной подходить к молодухе. Они прикасались к ней, а одна даже наклонилась, чтобы поцеловать в лоб ребёнка. Плач стал громче, горше.
Страшная догадка молнией прошла сквозь тело Василько, мигом заставив его выйти из оцепенения.
Кладбище.
Парень зайцем рванул по дороге, пока женщина не начала говорить с ним. Просить о помощи или объяснений. Он бы не смог сдержаться. Он долго бежал по дороге, не чувствуя усталости и слыша только стук собственного сердца. На пути ему встречались разные люди. Один даже погнался.
Василько его видел лишь мельком, он не мог даже обернуться, чтобы рассмотреть своего преследователя. Просто знал: если замешкает – тут и встретит свою погибель.
Впереди показался человек, который прогулочным шагом шёл в сторону деревни. Он, завидев парня, остановился, и стоило Василько поравняться с ним, закричал:
– А ну, стоять!
Василько, повинуясь неведомой силе, остановился как вкопанный, чуть не упав носом в дорожную пыль. Он, наконец, оглянулся, чтобы посмотреть на своего преследователя. Высокий мужчина неопределенного возраста, чернобородый и чернобровый, буравил Василько злыми глазами. Но тоже стоял на месте.
Остановивший странник держал преследователя на прицеле добротного лука, сделанного из костей.
– Разворачивайся и иди куда шёл, тать. Я шутки шутить с тобой не буду.
Преследователь зло сплюнул и, резко развернувшись, побрёл в обратную сторону.
А странник обратил свой взгляд к Василько:
– Ты что тут делаешь? Жить надоело?
Василько молчал, не в силах двинуться с места и не желая говорить.
– Наученный, да? Да вот только поздно. Знаю я, что живой ты. И тот – тоже знает, – человек показал луком в сторону ушедшего человека. – Так что одного я тебя теперь тоже не пущу. Говори, зачем ты здесь. Если из-за девки – давай сразу к мосту провожу и дам пинка под зад. Не отдадут. И тут не позволят остаться.
– Назовись, – решился Василько.
– Страж.
– А имя у стража есть?
– Просто страж. Прыткий какой, имя ему подавай. Так зачем ты в Навьем Царстве? По своему желанию или затащил кто?
– Скорее, послал.
– Это точно, – страж хохотнул, – послали тебя далеко. Только пошёл ты не в ту сторону.
Смотрел на него Василько, да узнавал себя. И своих товарищей. Охальник, шутник, да всегда наготове за оружие взяться. Дружинник.
– Мне сказали, что не должен я ни с кем говорить.
– Это правильно сказали. Но ты уже говоришь – это раз. И говорить ты не должен, чтобы не признали тебя. А теперь каждый бродячий навий, вроде того, что за тобой гнался, будет знать, что в наших краях живой потерялся. Это – два. Так что теперь тебе от меня ни на шаг отходить нельзя. Растерзают. Так говори, зачем ты здесь?
– Баба Яга меня прислала к Кощею Бессмертному, – Василько сам не верил, что говорил это. – Нужен мне меч Корочун.
– А ты думаешь, что Кощей взял и так просто отдал тебе, проходимцу, в руки власть свою? – страж призадумался. – Хотя, с другой стороны, кого попало она к нам не пришлёт. Пошли. Сам с ним говорить будешь. Тебя, кстати, как звать-то?
– Сам-то не признался.
– Так нет у меня имени. Забыл я его, когда пошёл на службу к Кощею. Отработаю свой долг и на перерождение пойду. Там мне новое имя дадут. Так как звать-то?
– Василько.
– Отлично, хоть какое-то разнообразие. А то приелись уже эти Иванушки.