Черный пепел на снегу

Крупная божья коровка старательно ползла куда-то по своим делам, стараясь обходить капли росы. Она казалась неповторимым алым яхонтом в россыпи диамантов. И Забава почувствовала. Сила потоком потекла через её плоть. Тело стало невесомым, как пушинка. Забаве казалось, что стоит подуть ветру и её унесёт в дальние дали. От избытка чувств у девушки на глаза выступили слёзы.

Агне сначала попыталась примоститься на уже насиженное место, но чувствовала, что это не то, что ей нужно. Она поднялась на ноги и вышла в центр капища. Жертвенник едва слышно гудел, требуя, чтобы она завершила начатое. Склянка, зажатая во взмокшей ладони, стала скользкой. Агне, тяжело дыша, протянула руку и бережно поставила скляночку на жертвенник.

Яга неодобрительно посмотрела на неё. Старой ведьме не нравилась идея Агне. Аркадия привязалась к ней, пусть и не как к дочери, но как к дорогому человеку. И всё же она понимала, что у Агне свой путь. И если она решила отдать Роя капищу, усилить за счёт него обряд – то так тому и быть. Хотя Яга и знала более безболезненные способы избавиться от него.

Она закрыла глаза и ударила в барабан. И снова сердца ведьм забились в унисон. Забава почувствовала, как в животе запорхали бабочки, унося её куда-то далеко. Агне же, стоявшая у жертвенника, почувствовала, что у мироздания от неё больше нет секретов.

– Помни полынь, о чём ты возвестила…

Глухие удары в обтянутый кожей барабан уносили их всё дальше туда, где вот-вот начнётся битва. Туда, где живым понадобится помощь в защите от мёртвых.

Лошадь отца Сергия нашли уже после заката. Она брела, с трудом переставляя ноги, в сторону лагеря. Туда, откуда слышала ржание товарок.

Тело священника волочилось следом, застряв одной ногой в стремени. Стрела торчала из его груди, а ряса маслянисто блестела от свернувшейся крови. Холодная кожа его посерела, а добрые глаза навсегда утратили блеск истинно верующего человека.

Несколько рыдающих женщин вызвались обмыть тело и подготовить к погребению. Послушники, которые прибыли из храма вслед за ним, взялись читать всеночный сорокоуст.

Эйфория от скорого спасения угасла, а атмосфера безнадёги обрушилась на плечи людей, намертво прибивая их к сырой земле. Каждый оплакивал Сергия, ибо каждому из них он был отцом.

Тем же вечером Владимир решил брать штурмом Новгород. Он рос в этой крепости вместе со Всеволодом, и так же, как брат, знал все потаённые ходы. Оставалось только надеяться, что брат не стал о них рассказывать белой ведьме.

Старики, женщины и дети были отправлены под защиту стен осиротевшего храма на случай, если бой выйдет за пределы крепостных стен. Остались молодые, сильные мужчины, чья помощь могла понадобиться. Всю ночь в городе стучали молотки и топоры, мастерили осадные лестницы и щиты.

Штурм всегда начинается в самый тёмный, волчий час. Не потому что в это время уставшие от дежурства стражи начинают дремать. Нет. Они как раз знают, что, если враг рядом, он постарается выбрать именно это время. Потому что в предрассветные, самые тёмные часы с высоты крепостных стен люди не видят приближающегося врага и вынуждены стрелять на звук. В то время, как нападающие стараются не шуметь. Люди не видят в темноте. В отличие от нежити.

Штурм ещё не начался, а дружина уже понесла первые потери. Братья Остап и Фёдор вместе вступили в княжескую дружину и в пылу штурма пытались не потерять друг друга из виду, потому что всю жизнь вместе с самого рождения и страшнее смерти была бы только потеря брата.

Пока бо́льшая часть дружины отвлекала защищающихся на стенах, они с малыми отрядами отправились в указанные князем подземные ходы в крепость. Хоть кому-то и должно повести, а то и всем разом.

Братья и ещё семеро бойцов пробирались по подтопленному туннелю, который должен был вывести их к центральному колодцу в самом сердце крепости. Под ногами мерзко хлюпала ледяная, илистая вода, заливаясь за голенища сапог и высвобождая зловоние болота каждый раз, когда кто-то делал шаг. Под низким сводом паутиной свисали белёсые, как черви, корни. Они смердели и чадили от огня, когда дружинники поднимали факелы повыше, чтобы оглядеться.

Фёдор молился, чтобы в ла́зе не было засады – он был слишком узким, чтобы размахнуться мечом или увернуться от вражеского удара. Даже убежать было невозможно – в затылок дышали боевые товарищи.

– А ну постой, – впереди идущий Остап и сам остановился, прислушиваясь. – Слышите? Как шаги чьи-то. И рычание.

– Не боись, – ответил кто-то из воинов, – может эхо. И ветер… который ты пустил со страху.

По туннелю раздались единичные смешки.

– Да иди ты… – Остап тем не менее и сам улыбнулся. Неуместная и глупая шутка как-то сразу сняла с дружинников напряжение, заставив расслабиться и спокойнее смотреть на вещи. Действительно, чего не примерещится после рассказов про упырей.

Громкий всплеск заставил воинов собраться.

– Колодец уже близко, – Остап успокаивал больше себя, чем кого-то. – Кто-то ведро скинул.