Черный штрафбат

А войска ушли далеко вперед — с боями, неразберихой. Первый Украинский фронт взломал оборону немцев, и 22 июля танки 63-й Челябинской Гвардейской танковой бригады полковника Фомичева при поддержке автоматчиков 29-й Гвардейской мотострелковой бригады ввязались в тяжелые бои на подступах к Львову. 24 июля танк «Гвардия» первым прорвался в центр города и достиг магистрата. Западная Украина — бывший немецкий дистрикт Галиция — оплот ОУНовцев — давалась с неимоверным трудом. Стрелковая дивизия, в которой воевала рота штрафников, двигалась севернее Львова, погружаясь в гор-но-лесистую местность. 29 июля при «поддержке» заградительного отряда рота лихой штыковой атакой взяла населенный пункт Гожель. Части местной полиции и взвод вермахта предпочли не ввязываться в бой и отступили на запад. Потери были минимальные — семеро раненых. Когда их грузили в машины медсанбата, бойцы не скрывали радости — отбыли наказание. «Откинулись, фартовые», — страдал от зависти Фикус. Двое умерли позднее от гангрены, третий — от неудачно проведенной операции по извлечению пули из пищевода…

Перевозимое на полуторках подразделение тормознули на развилке между зелеными дубравами. Ругались офицеры, какой-то замученный майор хриплым матом ссылался на распоряжение самого начальника штаба армии. В итоге роту ссадили на обочину, к грузовикам прицепили батарею сорокопяток и увезли в неизвестном направлении.

— Пешкодралом будем чапать, — прокомментировал Фикус.

Но из штабного «Виллиса» уже бежал, придерживая болтающуюся полевую сумку, запылившийся капитан — с новым приказом. Роте вменялось проделать стремительный марш-бросок через леса, поля и погосты — всего каких-то шесть миль — и оказать содействие роте НКВД, обложившей городок Гмеричи, на окраине которого особый интерес представляли материальные склады вермахта. Требовалось взять этот объект быстрее, чем фашисты увезут свое добро. А по данным разведки именно этим они сейчас и занимались. «Да что за жизнь такая нестабильная? — ворчал на марше Фикус. — Нынче здесь, завтра хрен…»

Больше всего интересовало — и куда же подевалась рота НКВД? Стыдливо отступила, постеснявшись соперничать с такой грозной силой, как штрафники? Атака была поистине образцово-показательной. Особенно после того, как ротный сдуру болтнул, что в случае успешного взятия Гмеричей они с комиссаром слегка закроют глаза на то, что штрафники там будут вытворять. Но только никаких нарушений Уголовного кодекса Союза Советских Социалистических…

— Сяськи-мосяськи! — всполошился Фикус. — А чего мы еще тут? Гражданин начальник… тьфу, как вас там… товарищ старший лейтенант… ну, мы как — по-тихому, без кипежа, или с матом-перематом?

Лавина с примкнутыми штыками вынеслась из леса и двумя колоннами покатилась на Гмеричи. Застыли в ужасе опрятные крестьянские избы, поникли подсолнухи, тоскливо замычал в коровниках крупный рогатый скот. Срочно пряталось по подполам и сараям не больно-то дружественное местное население. Колонна грузовиков бросилась к выезду из поселка, но ей уже перекрыли дорогу, ударили по колесам из ручных пулеметов, забросали гранатами. Штрафники набросились на деревню двумя штурмовыми группами. Словно орда монголо-татарская! С пулеметной вышки испуганно заголосил пулемет, кто-то упал, но это лишь добавило ярости. Стреляли на бегу, перезаряжали, неслись — по бурьяну, по канавам. Офицер на мотоцикле пытался вырваться из ада — его носило вместе с мотоциклом по дороге, съехал в кювет, задрал руки — бледный, с жалобными глазами — просто лик иконописный.

Деревню взяли с ходу. У складов — кучки бараков, оснащенных вышками и обнесенных колючей проволокой — пришлось повозиться. Разбегались охранники — местная украинская полиция в мундирах без опознавательных знаков, в шапочках-гармошках с козырьком, с белыми нарукавными повязками. Кто-то отстреливался, кто-то бросал оружие, полз под колючей проволокой и нырял в бурьян. Немецкие солдаты — а были и такие — засели за штабелями каких-то ящиков и принялись «героически» обороняться. Ящики оказались с патронами. Давненько Зорин не наблюдал такого увлекательного зрелища. Солдаты восторженно кричали, смеялись, как дети, задорно свистели, а все вокруг взрывалось, шипело, дымилось, вертелась в воздухе огненная чехарда! Какой же дурак не любит фейерверков? Пулеметчика на вышке сняли метким снайперским выстрелом. На радостях истекающий адреналином боец бросился наверх… и покатился по ступеням, прошитый очередью.

— Прикройте, мужики! — прокричал Игумнов, испытывающий какую-то поистине патологическую страсть к пулеметному хозяйству, бросился к вышке. Не брали пули мужика. Он взлетел на верхотуру, ударил крупнокалиберный MG-34 на треноге. Метались немцы, угодившие в западню. Самые благоразумные пали на колени, вскинув руки, остальные бросились на склад. Штрафники уже неслись с орущими глотками…