Чёрный снег: война и дети

Гостинец

Это нищенство послевоенное —
не с протянутой к людям рукой,
а ходить в леса предосенние
за грибами голодной порой.

Манит бабушка в рощи прохладные,

поучает: – Иные дружки´
на виду мухоморы поганые,
а в укрытии – боровики. —

Шепчет: – Травки от хворости разной!..

Лес накормит и вылечит нас.
Не пугайся лозы непролазной!
Сторонись человека подчас! —

В чаще, как на своём огороде

набираем груздей, журави́н[2].
Но ещё побогаче угодья —
под жестокой охраною мин.
Лес не в силах изжить ту суровость.
В нём с войны ещё тысячи бед!
На губах от черники лиловость,
как от жаркого пороха след.

Боровая брусника, что вишенка,

нам покажется манной с небес!
Кто не просит для праздности лишнего,
к тем добрее окажется лес.

Сыплет бабка слова, что гостинец

[3]:– Хвойный край, теперь до весны
прощевай, и спасибо, кормилец!
Подаяньем твоим спасены! —

Дни былые, давно позабытые,

нынче в городе голод в другом…
И стремятся за отдыхом сытые,
но не пешим, машинным путём,

поклоняясь не рощам, а дачам,

не берёзке,
                         а колесу…
Но душою я вырос богаче
полунищим в том щедром лесу.

Великие Луки

В дотах было сыро и тесно,
но фон Засс не велел унывать:
этот город и эту местность
в честь его собирались назвать.
«Зассенбург

» не прикрыли зенитки,даже «Тигры» его не спасли.
И в полон его недобитки
по Великим по Лукам ползли.

Портрет бабушки

Бабушке моей, Прасковье Игнатьевне

Стальные каски

Закрыв в шкафу покрепче дверцы,
припрячет бабушка муку´…
Второй раз в город входят немцы
на тягостном её веку´.
Шагают грозно, без опаски,
держа оружье на виду.
Такие же стальные каски,
как в восемнадцатом году.
Глядят на девушек особо,
на вдов несчастных – без стыда…
Омолодилась вражья злоба,
сильнее стала, чем тогда.
Наш снег зовут пришельцы «шнее»,
чуть что – приклады пустят в ход.
И бабушке теперь страшнее,
чем в первый вражеский приход.
Она плотней закроет ставни,
задвинет двери на засов,
имея опыт стародавний,
как ей сокрыться от врагов.
Хоть взгляд печален и растерян,
не молится,
                   идя ко сну.
Она не в лик иконный верит —
в свою советскую страну.

Руины

Чтобы стало в подвале теплей,
даже щепки – и те собираем.
Золотые россыпи дней
возле нищих, понурых сараев.
Ни один в наш город завхоз
не ввозил столько шпал и металла.
Шли и шли поезда под откос.
Много дров война наломала.
Все постройки в округе снесла,
подчеркнув разруху отчётливо,
из того, чего не дожгла,
предоставила каждому топливо.
Зачернела вокруг тишина.
Только взгляд у бабушки светел.
И в беде не гнётся она:
– Хоть остались дрова, а не пепел!

Самогонка