Чёрный снег: война и дети

Он в плаще калёном и каске,
сапоги – сверкающий лак,
и перчатки надеты по-барски,
наготове чёрный кулак.

Кто убит, этих нет в помине…

Я не умер, хоть с голода пух.
За колючкою той на чужбине
он ходил так, как ходит пастух.

Появлялся в бараках дощатых,

руки резко скрестив за спиной.
Он, казалось, родился в перчатках:
не снимал их ни в стужу, ни в зной…

А потом под стволы карабинов

на работу сгонял бедолаг,
словно кнут, из-за пазухи вынув
лакированный чёрный кулак.

Котёнок

Зимою в печь, как в тёмную дыру,
залез котёнок в поисках теплинки.
Топила бабка печку поутру,
кидая в топку лёгкие лучинки.

Тяжёлая и вялая со сна,

сметала щепки, мусор на бумагу,
услышав стон, опомнилась она,
из злого пекла вызволив беднягу!

Оставив неотжатое бельё,

поила пострадавшего отваром…
Вот так же детство вырвалось моё
однажды из военного пожара!

Картошка

Вспомнилось снова
военное детство.
Бабушка сыплет
опилки нам в тесто.

А на толкучке

отдай – не дрожи! —
пару ботинок
за кружечку ржи.

И, на птенцов

исхудалых похожие,
мы за картошкой
ходили мороженой.

И за обедом

картошки остатки
ели без соли,
как яблоки сладкие.

И, чтобы руки

не замерзали,
мы по картошине
жаркой совали

в прорезь карманов

(средство от стужи).
Грели нас клубни
перчаток не хуже.

Долго спасало нас

поле за ёлками,
там, где картофель
вместе с осколками.

Семейные фотографии

На шее в прорези рубахи,
в плену, вдали от наших мест,
пакет семейных фотографий
носила бабушка, как крест.

Другие лишнего не брали —

хватали ценное с собой
и пó две кофты одевали,
хоть на дворе июльский зной,

И серьги могут пригодиться!..

Пихали всё в ручную кладь:
от полицаев откупиться
или на хлеб что променять.

А бабушке семейство снилось.

Ей дай не вещи, а детей!
Она всю жизнь свою молилась
за каждую
           из дочерей,

которых где-то горе кружит,

в неволе где они сейчас?..
А сыновья, те шли с оружьем
освободить из ада нас.

Не всех их всё-таки убило!

Чужие брали города.
Я знаю, что их сохранила
от смерти бабушка тогда.

Недетские труды

А бабушка скупа на ласки,
и каждый раз строга со мной,
но хвороста большие связки
носила тягостно домой.

Нас всех сурово приучала

ещё с младенчества к трудам,
и мне вязаночку вручала
такую ж малую, как сам.

А если отдых где случался

у родничка или берёз,
кусок мне меньше полагался,
поскольку меньше дров принёс.

С глубокою вздыхала болью,

моих худых касаясь плеч:
– Посыпь горбушку круче солью,
а больше нечем поберечь! —

И поясняла мне:

– Детёнок,
что заработал, получил… —
А нынче требует потомок того,
чего не заслужил!

Скитаюсь с бабушкой, страдая,

мальчишка из голодных лет,
наследника не понимая,
как будто с разных мы планет.