Чёрный снег: война и дети

Вот какие замечательные люди встречаются в нашем большом и разноплановом сборнике! Значит, мне воистину и как литератору, и как человеку повезло на такие душевные знакомства!

Евгений Андреевич Борисов (1932–2004)

Чёрный снег оккупации Горькая лирика юного псковича

Мать

Вбил мороз в наши стены иголки.
Нет ни хлеба у нас, ни огня.
Мать заплакала: – Пусто на полке!
А не верите – съешьте меня! —
Но как будто от мёртвого тела,
от неё мы бежим в слезах…
О ты, женственность
                     без предела!
О ты, боль
           в материнских глазах!

Будёновка

Буденовский шлем надеваю,
скрываю мальчишеский лоб…
Фельдфебель, орлами сверкая,
толкает в глубокий сугроб.

Замёрзших, нас гонят куда-то.

Наводят конвойные страх,
сам обер – в дохé, с автоматом
сидит фон-бароном в санях.

И лес, и дорога в облаве.

Ведут стариков и ребят,
и, словно игрушки в канаве,
горячие гильзы горят.

В концлагерь, маршрутом по аду,

плетусь я подбитым птенцом,
стою́ на ветру за баландой
с недетским горящим лицом.

Вверху – пробоины в шеломе.

Внизу – спалённая земля.
Но нам – под лестницей, в проломе —
нашлось местечко для жилья.

И верится: навек за далью

военная пропала мгла.
По нам, измученным, с печалью
гудят в ночи колокола!

Мешок

Мы жили в трущобах
военных развалин,
мать
полицаи арестовали.

Бабушка,

слёзы стирая рукой,
впервые меня
назвала сиротой.

А ночью,

сидя у костерка,
сшила рубаху она
из мешка.

Но было тяжко

по улице мне
ходить с косматым
орлом на спине.

Детство моё

Дом разграбленный наш…
Боль по хлебу острá…
– Ты, родимый, приляжь, —
бабка просит с утра.

Жил в фугасном дыму

лишним горем и ртом,
и глаза потому
натирал кулаком.

Верил в силу судьбы,

ненавидел свой страх,
собирая грибы
в смутных минных лесах.

Был непрост, с гонорком —

словно я воевал.
…В детстве был стариком,
пацаном – не бывал.

Оккупация

В крови крутая колея,
фельдфебель зло затвором клацает.
Как ворох грязного белья,
снег оккупации на станции.

Мы с младшим братом и сестра

хватаем хлеб, на всех – укройка.
Салазки тащим со двора,
как будто на картине «Тройка».

Нам не спастись от лагерей.

Фельдфебель глянет – станет зябко!..
– Пришли бы наши поскорей!.. —
одну молитву шепчет бабка.

Но грозный партизанский полк

в болоте кровью обливается.
Лишь пёс – защитник наш, как волк,
на автоматчиков бросается.

Надсмотрщик