Чёрный снег: война и дети

В библиотеке имени Рубцова
я слышу не слова, а Слово.
Как далеко отсель до Вологодчины,
хотя и здесь Россия —
                           наша вотчина.
В матросском кубрике и в заводской общаге
Рубцов умел к себе стать беспощадным:
не поддавался он чужим влияньям,
созвучными он жил всегда словами.
Не ангел,
                но не чёрт из кочегарки,
он Северную Русь
                 любил так жарко,
что все иные на пути просторы
его, рубцовской,
                            лиры
                                не расстроили.

Во славу русским кружевам

«Вологодские слов русских кружева».

Николай Рубцов

Что нам кружева брабантские[9]

—щегольские, почти царские,
ну, не царские – королевские,
назови их просто светские!

А у нас, а у нас,

красотою не таясь,
вроде бы неброские —
наши вологодские!

В простоте волшебной

чудо задушевное.
В стороне от всяких мод
да от чужеземных морд
помыслы народные
мастерством свободные.

Не заёмное всё.

Очень русское всё.
Повседневность украшали,
в душах вредность приглушали.
Эти наши кружева —
словно русские слова!

Ты попробуй, овладей!

Нет учебников нигде!
Мы по избам пройдём,
поглядим да переймём.
Кружева плести —
быть счастливым на Руси!

Там, где поле и цветы

«Легче там, где поле и цветы», —
снова повторяю за Рубцовым.
Нам от этой тихой красоты
кажется всё радостным и новым.
Заглушает ветер полевой
или луговой
                   (не в этом дело!)
всё, что было в жизни горевой,
всё, что до конца не отболело.
Ну какие у меня поля —
улицы одни в домах бетонных!
Для полей всегда нужна земля,
на душе в полях всегда просторно!
А цветы, очей моих краса,
то к земле от ветра припадают,
то посмотрят прямо в небеса,
то в траве от взора пропадают.
А звезда полей, твоя звезда?..
Я её в полях ночных не встретил.
Ночи я встречаю в городах.
Небосклон от них и ночью светел.
Вот мои цветы, мои поля —
в заоконном транспортном пейзаже.
Выйду в чисто поле в полдень я —
грусть-тоска в душе моей уляжется.

«Всю жизнь приют найти себе пытался…»

Всю жизнь приют найти себе пытался,
но бесприютным всё-таки остался.
Что ни скажи – могила не приют,
хотя её порою так зовут,
конечно же, – с тоскою и со вздохом!
Всё бесприютной выдалась эпоха:
сперва – война,
                затем – послевоенье

.Вот слово!
              Проросло в стихотворенье!
А дальше что?..
                      Судьба без передышки.
И всё-таки он пишет, пишет, пишет…
Не может с повседневностью смириться.
В поэзии
                   приют ему открылся.

О мастерстве, таланте и судьбе