Чёрный Стрелок

Тихая тёплая ночь. Одинаково приятная для слабых и сильных мира сего. Привычное жужжание насекомых (как сказано у классика), запах поздней сирени. Пьяные вопли и визгливое хихиканье. Ржавая тарелка фонаря, давно разбитого кирпичом.

Алёша не без интереса поглядывал на одноэтажные, низенькие домики за кривыми заборами. Его новые знакомые тоже поглядывали. Но без интереса. С подозрением.

Мерс они бросили. Загнали в один из глухих тупичков на окраине. И теперь быстрым шагом двигались по узкой улочке, между этих самых заборов, под перетекающий от двора к двору собачий лай. Иногда навстречу попадались пьяные компании, но инцидентов не возникало. То есть предпосылки наблюдались, но как только в поле зрения попадал автомат на плече Ужа, обитатели никитской слободки моментально становились пацифистами.

— Вообще-то, чужим здесь болтаться нежелательно, — заметил Уж, ещё когда они вылезли из машины.

— Особенно ночью, — подхватил Монах, испытующе глядя на Алёшу.

Что он мог разглядеть в бледном лунном свете?

Шелехов промолчал.

— Но у нас есть пропуск, — сказал Уж и хихикнул.

— Универсальный, — уточнил Монах.

— Как отмычка, — сказал Уж.

— Не надо о грустном, — проворчал Монах. — Пошли. До нашей тачки ещё час топать.

На полпути их нагнал трактор с прицепом. Притормозил.

— Подвезти, мужчины? — поинтересовался из прицепа звонкий голосок.

— А по пути? — весело осведомился Монах.

— А тут одна дорожка! — ответили ему.

— Вдоль речки — и в кусты! — подхватил другой женский голос.

— Годится, — откликнулся Монах и полез в прицеп. За ним — Алёша. Уж, вызвав одобрительные возгласы, одним прыжком, по-гимнастически, перемахнул через борт. Автомат он, совершенно непонятно каким образом ухитрился спрятать под куцей курточкой.

Вдоль бортов были набиты доски. На них, смутно белея лицами, расположились четверо женщин, возраст которых Алёша по ночному времени определить не взялся бы. Но — не девочки. Двое дымили сигаретками.

— Куда путь держим на ночь глядя? — весело спросил Монах.

— На смену, красавчик. А ты?

— Домой, красавица.

— А чьих же ты будешь, красивый да языкатый?

— Курганские мы.

— Да ну? А что ж не по прямой дорожке едешь, а околицами топаешь?

— Да мне так спокойней.

— Ой ли? И не боишься? У парней наших жальца востры!

— Ты слушай, слушай, — сказала другая женщина. — Про жальца Надька те лучшей всех расскажет!

— А у меня на всякое жальце хитрый выверт имеется! — Монах пересел на противоположную лавку, поближе к говорливой Надьке, зашептал ей на ухо. Та рассыпалась смехом.

Алёша трясся на жёсткой скамье, одной рукой держась за холодный борт, второй придерживая на коленях сумку с компьютером стоимостью три с половиной тысячи фунтов и думал, что такое может быть только в России: с кожаных сидений «шестисотого» — на струганую доску в тракторном прицепе.

Он так и не смог определить для себя: хорошо или плохо то, что рука судьбы направляет его к убийце Яблока. Дядю Колю, конечно, жалко, но в его состоянии смерть была не так уж незванна. А таинственный Ванька-мститель уже доказал, что является силой. Хотя бы потому, что у Алёши на глазах двое его людей шутя отключили Мишу. Причём не убили, а просто отправили в нокдаун, что тоже свидетельствует об уверенности в собственной силе. Так что всё складывается неплохо. Веня вот, скорее всего, попытался бы отправить Алёшу обратно в Англию, а улетать Шелехову никак нельзя. Потому что надо сначала вытащить Алёнку.

Из мерса на трактор, с трактора — в «рейндж-ровер». И тридцать километров по треханой дороге, где рытвины заполнены исключительно корнями деревьев. Монах, впрочем, ухитрился всё же задремать. Алёша ему завидовал. Машину вёл Уж. Вёл мастерски. Достаточно сказать, что иногда ему удавалось разгонять джип аж до тридцати километров в час. Часа через полтора, когда птицы уже вовсю приветствовали солнышко, Уж свернул с дороги на просеку, пропрыгал ещё метров пятьсот и направил джип прямо в мешанину поваленных деревьев.

Свалка поверженных великанов только издали казалась свалкой. Джип вписался внутрь без всякого труда. Алёша вдохнул запах вянущей листвы и пилёного дерева, неожиданно вспомнил, как они с отцом мастерили шалаш на берегу Юри. И аромат вялящейся на солнце рыбы…

— Выходи, приехали, — дружелюбно произнёс Монах.

Они выбрались из машины. Уж дёрнул за что-то, куча покачнулась — и вход внутрь исчез.

У Ужа было маленькое треугольное личико со скошенным подбородком. Издали его можно было принять за подростка, но запястья его обнажённых по локоть рук были шире, чем у Алёши, да и кулаки внушительные — как будто эти руки принадлежали не тщедушному Ужу, а рослому мужчине вроде Вени Застенова.

— Далеко идти? — спросил Алексей.

— Пустяки, — ответил Монах. — С километр.

Толстощёкий, толстогубый, рыжая щетина, собранные в хвост чёрные сальные волосы, нависающий над ремнём живот — сходства с командос не больше, чем у Ужа.

«Своеобразная компания, — подумал Алёша. — Любопытно взглянуть на их командира».

Старый лес сменился густой молодой порослью. Ноздри Шелехова уловили слабый запах дыма.

— Ждите тут, — скомандовал Уж.