Чёрный Стрелок

— Хочу, — подтвердил Бессонов. — И за отца твоего. И за себя тоже. Но не только. Я хочу, чтобы всё было, как он хотел. Я его планы знаю… Помню. Хочу, чтоб было, как при Гарьке Шелехове… А Хлебала и пристяжек его вообще не было. Вырежу всех под корень… — лицо его стало страшным, но Алексей не испугался, а спокойно спросил:

— Хотите снова стать начальником безопасности?

Бессонов поглядел на него… по-новому. Ответил не сразу.

— Хочу.

— А не боитесь опять проколоться?

Бессонов покачал головой… И вдруг улыбнулся.

— А ты, однако, хват, — сказал он. — Чувствуется шелеховская порода. Батька твой с первого класса над всеми верховодил. Ну так что, возьмёшь меня на работу, господин генеральный директор?

— Возьму, — серьёзно ответил Алексей.

Он не шутил. И ему вдруг стало очень грустно. Потому что Алексей понял: сейчас он переступил некую черту — и возврата к беззаботному прошлому уже нет.

— По рукам! — Бессонов протянул широкую ладонь. — Ну теперь дело за малым…

— Ну да, — Шелехов засмеялся. — Правда, с Хлебаловым нам пока не справиться…

— Это ещё как посмотреть!

— И смотреть нечего, — отрезал Алексей. — Он — «князь», а мы пока ещё так, кучка робин гудов. Нам — не справиться. Но здесь, в Ширгороде, аж два настоящих «герцога», которым вполне по силам проглотить никитского «князька». Такова перспектива. Погодите, Евгений. У меня есть ещё пара вопросов. Вашу мотивацию по отношению к Хлебалову я понимаю. Но мне хотелось бы знать относительно остальных: Ленечки, Ужа, Монаха…

— А вот тут — стоп, гражданин начальник! — Бессонов поднял ладони. — Это уже мои люди. И за них отвечаю я. Как там у вас в Англии говорится: вассал моего вассала — не мой вассал.

— Не в Англии… Впрочем, не важно. Я понимаю, что вы хотите сказать. И всё же…

— Ты мне доверяешь, парень, или нет? — рассердился Бессонов.

Шелехов кивнул.

— Тогда так: просто поверь мне на слово, как у джентльменов. У каждого из моих парней есть свой мотив. И я этот мотив знаю. Это моя команда и не надо становиться между мной и моими бойцами! — и добавил, будто извиняясь. — Так лучше, Леха! Для дела лучше…

— Договорились, — быстро ответил Шелехов. — Я делаю то, что умею я. Вы — то, что умеете вы. И… Спасибо вам, Евгений! Я думаю, вы спасли мне жизнь. Думаю, мой отец счёл бы, что вы вернули долг.

— Ещё не весь, — с холодной угрозой произнёс Бессонов. — Ещё не весь. Но тебе тоже спасибо, Алексей Шелехов, — добавил он другим тоном. — Честно скажу: пока тебя не было, я дрался потому, что хотел отомстить. А там — хоть сдохнуть. А теперь…

— Что? Больше не хотите?

— Хочу. И отомщу. Теперь мне хочется пожить ещё. И поглядеть, что у нас получится дальше. Ну всё, Леха. Время не ждёт. Я сейчас отбуду по делам, а к тебе приставлю Салавата. Но по городу просто так не шатайтесь. Поужинайте — и спать.

— Мне надо прогуляться, — возразил Алёша. — Я же сутки за компьютером просидел. В Англии…

— Здесь не Англия.

— …И в Никитске…

— Здесь не Никитск! Алёха, в Никитске, в центре, по вечерам гулять — без проблем. Твой опекун — говно свинячье. Но всю шпану и шушеру по окраинам разогнал, чтоб ночному бизнесу не мешали. Кого менты поймают — отмудохают до полусмерти. А то и в Юрь кинут с железом на ногах. А в ментах у него — та же шпана, только прикормленная. И ворьё прикормленное за всем этим кагалом присматривает. И каждому место указано: кто под кем ходит.

— Феодализм, одним словом, — определил Шелехов.

— Угу. А здесь, в Ширгороде, — беспредел. Так что от прогулок воздержись. Салават, конечно, доски о башку ломает, но один в поле не воин.

— Я тоже кое-что умею, — заметил Алёша.

— Рад за тебя, — Бессонов хмыкнул. — Ладно, я поехал. Буду завтра. Если что — напрягай Ленечку. Пока!

— До свиданья.

Глава четырнадцатая

Катерок они позаимствовали на одном из причалов, а подвесной мотор и пару вёсел — прямо из сторожки. Сторож мирно похрапывал, распространяя запах отработанного портвейна, а собаки отнеслись к похитителям дружелюбно — их не так часто баловали телячьей вырезкой. Уж один разок ковырнул отмычкой устрашающих размеров навесной замок — и катерок, плоская жестянка мышиного цвета, обрёл свободу.

Напарники тихонько, на вёслах, отошли от причала. Вдоль бортов добродушно ворчала вода. Берег тут же потерялся во тьме. Тёплая, бархатная ночь дышала покоем.

«В такую ночь надо любить, а не стрелять», — подумал Уж.

В его жизни было много таких ночей, но, увы, — стрелял он чаще, чем любил.

Опираясь на звёзды и интуицию, они повели катер к фарватеру. Не ошиблись: через несколько минут слева загорелся красный фонарь: бакен. Сивый дёрнул стартёр: мотор фыркнул, откашлялся и затрещал, вмиг разогнав всё очарование летней ночи. Катерок проворно побежал вверх по течению.

Мимо прошла баржа. Её длинная туша проволоклась в десяти метрах от катера, запрыгавшего на волнах. Ещё один бакен. Сивый размотал верёвку с кусочками пенопласта, бросил за корму, вытравил метров двадцать, затем втянул обратно. Добрый дедовский способ определения скорости.

— Через час будем, — сказал он. — Если мимо не проскочим.