Мать повторяла, что испечет черный торт к свадьбам Байрона и Бенни, но ее дети не спешили связывать себя узами брака. Вообще-то, Байрону приходилось признать, что мамин торт был произведением искусства. Откусываешь, а он такой плотный, вязкий, пропитанный, а какой вкус, какой аромат крепкого алкоголя! Однако Байрон никогда не разделял эмоциональной привязанности родителей к этому кулинарному рецепту.
Традиция? А как насчет кокосовой гиззады?[14]
Как насчет мороженого из манго? А как же джерки[15] из свинины, рис с горошком, перец чили «шотландский берет», кокосовое молоко, желтые плантайны[16] и вся та вкуснятина, которой наслаждался Байрон благодаря стряпне матери? Вот это и называлось островной едой. Но нет, маме было мало этого. Именно при упоминании о черном торте в ее голосе звучали бархатистые нотки. А в глазах появлялся блеск.Когда папа умер, мама положила ему в гроб то, что осталось от черного торта, испеченного на годовщину их свадьбы. Однако она продолжала хранить в нижнем кухонном шкафчике банку сухофруктов, замоченных в роме и портвейне. Она всегда помнила о Рождестве. Каждую зиму предвкушала, как будет вместе с Бенни готовить черный торт, – даже когда дочь стала жить отдельно. Но после того как Бенни ушла от них в тот День благодарения, мама никогда больше не делала этот раритетный десерт. Ну, во всяком случае, Байрон так считал.
Теперь он знает, что его мать испекла по меньшей мере еще один торт.
Длинная дистанция
Маятник качнулся. Теперь, после нескольких напряженных часов, Байрон и Бенни чрезвычайно вежливы друг с другом, их прежняя враждебность ослабла, пока оба сосредоточенно слушали рассказ матери.
– Ты знаешь этого парня? – спрашивает Байрон у Бенни, указывая на телеэкран палочками для еды. – Мама была им очень увлечена.
Они смотрят кадры с французом, которому пришлось из-за плохой погоды прекратить заплыв в Тихом океане.
– Угу, я читала о нем, – говорит Бенни. – Она увлекалась всякими такими вещами.
Бенни и мистер Митч кивают. Сделав перерыв в прослушивании маминой истории, они заказали тайскую еду навынос, после того как в дверь начали без конца стучать соседи, увидевшие в доме включенный свет. Немногим ранее, бросив один лишь взгляд на еду в холодильнике, принесенную посетителями на поминки, он решил: только не это. Впервые за день они с Бенни согласились хоть в чем-то.
– Имеет значение само намерение, – сказала Бенни, когда они стояли рядом, глядя на прямоугольные судки с запеканками, политыми соусом. – Важно только то, что эти люди взяли на себя труд приготовить эту еду и принести ее сюда, верно?
Байрон кивнул.
– И мы благодарны за это, правда?
– Да, – согласился Байрон. – Давай подадим все это завтра после похорон.
И Байрон принялся просматривать номера на смартфоне в поисках любимых маминых ресторанов, торгующих навынос. Но сейчас, сидя за кухонным столом, они ковыряются в тарелках и почти ничего не едят.
Уже слишком поздно, вряд ли еще кто-нибудь придет к ним. Они решают после перерыва не отвлекаться на мобильные и прослушать как можно больше из истории матери. Правда, у них не получится закончить прослушивание до завтрашних похорон. Просто они слишком устали. «Странно, – думает Байрон, – до чего трудно не смыкать глаз в такое время, пусть даже из жизни ушел самый важный для тебя человек, пусть даже ты слышишь голос матери, рассказывающей о том, что правда, которая была тебе известна о твоей семье, во многом оказывается ложью».
Право, жаль этого француза. Байрон тоже следил за его заплывом, в особенности с научной точки зрения: его интересовали сбор образцов, кампания по улучшению экологии океана. Но мать увлеклась самим противостоянием человека и водной стихии. Мама каждый день наблюдала в Сети за ходом заплыва. Можно было подумать, она сидит в сопровождающем катере, отмечает маршрут, поглядывает, нет ли акул, раздает бананы. Байрон почти ощущал, как учащается ее сердцебиение, когда она смотрит на экран.
Без сомнения, мать следила бы также за новостями об одном американце, который намерен посадить свою мини-субмарину в пяти самых глубоководных точках морского дна. Информация от ряда экспедиций поступит к ученым, занимающимся картографированием океана, как и Байрон. Но данный проект не слишком заинтересовал бы маму. Больше всего ее восхищало взаимодействие человеческого тела со стихией.
Однажды Байрон был заинтригован выражением лица матери, когда она просматривала сайт того француза. Такими глазами она вглядывалась в море, стоя в полосе прибоя. Не с тем ли пылом, думал Байрон, он сам бросался на борде в воду? Именно мать научила его скользить по волне, находить точку равновесия, предугадывать удобный момент. Именно мать научила его концентрироваться на своем желании, быть в гармонии с собой.