– Когда дело доходит до черного торта, – рассказывала женщина небольшой группе, – для получения качественной сахарной глазури очень важно сделать основу из марципана или миндальной пасты. – Говоря это, она обсыпала сахарной пудрой лежащую перед ней доску, покрытую тканью. – Когда торт испечен, перед нанесением сахарной глазури вам необходимо покрыть его слоем марципана. А иначе сахарная глазурь потечет из-за рома и другой пропитки, делающей ваш торт особенным. – Кивнув, она указала на доску. – Такое у вас случалось? Да?
Пока продавщица наносила миндальную пасту на поверхность, обсыпанную сахаром, покупатели задавали вопросы. Потом она взяла скалку.
– Кто-нибудь из вас видел на «Ютубе» эту англичанку? Ту, что рассказывает об этнической кухне? Вы же понимаете, о ком я говорю, да? Она ведет интересные шоу о национальных традициях разных стран. Так вот она утверждает, что черный торт – это не аутентичный карибский рецепт. – Женщина наклоняет голову набок и поднимает бровь. Из толпы доносится смех. – Она говорит, у нас не было бы черного торта, если бы в эту часть света не приезжали европейцы и не привозили с собой привычные для них продукты. По ее словам, этот рецепт происходит от смешения разных культур. Разных культур? Ну и что такое, по ее мнению, Карибский регион?
Некоторые поджали губы, кто-то в толпе зевак начал переговариваться.
Элинор вдыхала аромат миндаля, вспоминая кухню в родительском доме, марципановую пасту на кухонном столе, болтовню и хихиканье мамы с Перл. Элинор старалась не слишком часто возвращаться мыслями к тем дням – дням, когда ее звали Кови, когда мама была рядом. Но сегодня она позволила себе помечтать, как возвращается на остров.
Что, если бы она смогла побродить по родному городу незамеченной, пройти мимо старой школьной площадки, мимо плавательного клуба, посмотреть на дом, где выросла, – с его белыми оштукатуренными стенами, изрядно поржавевшей железной крышей, цветущим кустом красного гибискуса в углу ограды? Что, если бы она могла задержаться на минуту и сорвать плод саподиллы[30]
в соседском саду или лист с карликовой кокосовой пальмы? Или заглянуть на задний двор, где отец обычно играл в домино с приятелями, и постоять у него за спиной – да и просто вновь стать его дочерью, пока его слабохарактерность окончательно не доконает его?Что, если бы мама была по-прежнему там?
Что, если бы Элинор могла вернуться туда, не объясняя, где она была все эти годы? Тогда да – она вернулась бы, она подбирала бы с земли на заднем дворе стручки тамаринда и сидела бы на бетонных ступеньках террасы, любуясь оранжевыми цветками стрелиции, напоминающими райских птиц. Она научила бы своих детей открывать стручки, отдирать волокна и обмакивать мякоть в чашку с сахаром. Она отвела бы их на берег лагуны, чтобы поплавать в море.
Однако невозможно исчезнуть на пять десятилетий, а потом явиться как ни в чем не бывало. Во всяком случае, если не получится взять с собой всех троих детей, она не поедет на остров. Ведь по прошествии пятидесяти лет Элинор по-прежнему не имела представления, где находится одна из ее дочерей.
Достойный сын
Что подумал бы Байрон, узнай он всю правду о матери?
Элинор обняла сына, и он зашагал по подъездной дорожке к машине. Она проводила его взглядом, ясноглазого и стройного, как отец. Элинор знала: главное достижение ее жизни – это сын, и вообще нет ничего важнее, чем воспитать достойного молодого человека и отправить его в этот мир. Ибо мир нуждается в достойных даже в большей степени, чем в выдающихся, – впрочем, к их числу сын тоже принадлежал.
Но у этого красивого мужчины был недостаток. Упрямство. Например, он бывал непокладистым с Бенни. Сильная привязанность к младшей сестре помешала ему вовремя разглядеть, что она превратилась в молодую женщину. Бенни выросла и начала самоутверждаться, а Байрон противился ее личной эволюции, и, честно признаться, так же поступали и Элинор с Бертом. С годами Байрон стал холоднее относиться к Бенни, хотя та продолжала ходить за ним по пятам, глядя на него щенячьими глазами. В этом Байрон был похож на своего отца. Если он терял над чем-то контроль или переставал что-то понимать, то отдалялся от этого.
Потеряла бы Элинор уважение сына, скажи она ему правду?
Мужу Элинор было известно многое, но не все. Берт годами покрывал жену, поскольку верил, что защищает свою семью, и понимал, что у его любимой отняли судьбу. Но он так и не узнал обо всех ее потерях. Для него осталась тайной история рождения ее первого ребенка. Элинор лгала мужу все эти годы, считая: если хочешь, чтобы человек продолжал любить тебя, нельзя обременять его своими проблемами, нельзя раскрываться перед ним полностью. На самом деле никто не хочет узнать другого человека до конца.
Если, конечно, тот «другой человек» не заявит: «Видишь? Вот она, моя потерявшаяся девочка. Я нашла ее. Я все сделала правильно!»