Черный треугольник

Серьезное значение на протяжении всего 1929 года имели выступления на религиозной почве (закрытие церквей и мечетей, снятие колоколов). Такие выступления, как правило, вдохновляют служители религиозного культа, члены религиозных советов. Провоцируя во многих случаях на участие в этих выступлениях основные слои деревни, используя при этом моменты головотяпства местных работников, перегибы в антирелигиозной работе, отсутствие разъяснительной работы».

Да и по последствиям этих выступлений мы выглядим не так уж плохо. Вон, за весь нижнереченский бунт меньше ста человек погибло. А по остальной стране?

Конечно, больше всего отличается беспокойная Украина. В силу, видимо, упрямого национального характера, порой достаточно вздорного, когда в том, что у тебя сдохла корова, виноваты начальник и Москва, а не то, что ты ее не кормил.

Волнения на религиозной почве и по поводу заготовок зерна взорвали там Шепетовский округ. Толпа до четырех сотен человек разнесла все вокруг и отправилась к границе с лозунгами: «Не нужны нам колхозы, пойдем в Польшу». Волнения подавлены, есть жертвы среди нападавших, пытавшихся завладеть оружием и разграбить зерновые склады. Удалось избежать поджога соседних районов.

Массовыми выступлениями на Украине были охвачены 16 округов: Днепропетровский, Изюмский, Волынский и другие. В церквях служат панихиды по советской власти. Лозунги звучат: «Долой коммунистов, которые ведут страну к гибели. Закрыть школы, возвратить здания попам, изгнать учителей, посаженных советской властью. Закрыть кооперативы и дать свободную торговлю».

В Грицевском районе вооруженная холодным и огнестрельным оружием банда учинила погромы и убийства членов актива, а группа возбужденных крестьян, поддерживаемых боевиками с оружием, пыталась захватить райсовет. Бунтовщики рассеяны кавалерийским отрядом. Все чаще происходят жестокие расправы с колхозными активистами. Были случаи утопления и повешения комсомольцев и партийцев. Только весной этого года потери в тех 16 округах Украины с нашей стороны составили около четырех сотен человек, а со стороны контрреволюционного элемента – менее двухсот. Дрянная арифметика, но понятная. Взбесившаяся сволочь стреляет в спину, из-за угла, не разбираясь, в кого попало. Мы же ограничены правилами. Притом достаточно строгими. Вот и теряем своих людей.

В общем, на таком фоне наши областные неурядицы как-то теряются. И сотрудникам центрального аппарата ОГПУ есть, кроме нас, кому холку мылить.

Когда я читал бумагу, мысли мои все время вращались вокруг нижнереченского бунта и моих сектантов. При этом какое-то тревожное чувство долбило. Назойливая мысль, никак не желавшая оформиться. Такое состояние часто заканчивалось тем, что мне удается совершить некий понятийный скачок, то есть увидеть мир в еще более неприглядном свете, чем до этого.

Так, а соединим-ка несоединимое. Нижнереченский район взорвался неожиданно, будто кто-то со стороны спичку поднес. Это как бочка с бензином – стоит и стоит. Но стоит бензиновые пары подпалить – вот и взрыв на всю округу. И подпалили после того, как у сектантов не вышло завладеть «бесовской книгой».

И все мое существо вдруг содрогнулось от мысли – а ведь эти факты связаны!

Как связаны? Например, наши таинственные противники решили таким способом перебаламутить староверческие места, натравить на них власть, а под прикрытием этого бедлама провернуть свои делишки, которые могут быть не только в одной «бесовской книге». Почему-то мне эта смелая идея казалась сейчас весьма реалистичной.

Раскатову, конечно, о своих соображениях я докладывать не стал. Пожалел его стол, по которому он будет долбить кулаком, при этом азартно матеря меня последними словами за неуемные фантазии.

Нет, сначала нужно разбираться самому и найти хоть какие-то аргументы в пользу данного предположения. А потом посмотрим.

Но если я прав… Тогда живописная картина окружающих меня безобразий предстает в совсем уж зловещем свете…

Глава 16

Улов, в общем-то, был неплохой. Две винтовки «мосинки», обрез охотничьего ружья, кипа антисоветской литературы и несколько старинных книг, в основном авторства так уважаемого староверами Аввакума. Наводка на это богатство была от одного из местных жителей. И все оказалось так, как обещали.

Отец семейства Киприян Парфенов застыл как изваяние, глядя куда-то перед собой, будто уже всей душой был в мире ином. И только время от времени вздрагивал и шептал под нос молитвы. Его трое сыновей с их женами и детьми были заперты в сарае.

До старообрядческого села Балашово, расположенного неподалеку от областного центра, руки у нас все никак не доходили. В общем-то, особого беспокойства оно нам не доставляло, тихий и степенный народ там жил своей жизнью, далекой от жизни страны. По мне, так и трогать их не стоило – вроде крамолы нет. А что старообрядцы своим взглядом на мир, притом искаженным, живут и фокус им выправить практически невозможно – ну так это не самая большая беда. Лишь бы за вилами да обрезами их мозолистые руки не тянулись.