Черный треугольник

Чуть в стороне в широком и неудобном деревянном кресле гордо возвышался еще один человек, отличавшийся от остальных тем, что одет во все белое. Скорее всего, это и есть заезжий мудрец.

У алтаря в мантии стояло главное лицо сего действа – похоже, тот самый магистр Альгазар. Был он невысок, непрезентабелен, в стандартном сюртуке. Его грудь украшала висящая на двуцветной ленточке звезда Соломона размером с тарелку. Когда мы появились в «храме», он, положив перед собой пожелтевший свиток, нараспев толкал какие-то маловразумительные речи, а присутствующие откликались пением.

– ОГПУ! – радостно объявил товарищ Афанасий, взмахивая «наганом». – Шабаш, граждане волшебники! Месса закончена!

Магистр воззрился на нас, притом вовсе не испуганно, а гневно. И уронил презрительно:

– Вы мешаете нам! Дайте завершить ритуал, и мы ваши.

– Чего? – изумился товарищ Афанасий. – А ну-ка встали, и все к стеночке. Кто промедлит, получит пулю за сопротивление сотрудникам ОГПУ!

«Светлячки» стали выстраиваться около стены, притом без шума, угроз и качания прав, что уже выглядело ненормальным.

– И масочки снимаем, – напирал товарищ Афанасий. – Нечего скрывать столь светлые лица от трудового народа!

Они послушались, и я смог разглядеть их внимательно. Возраст «светлячков» был, наверное, от двадцати до семидесяти. Бросалось в глаза, что все как на подбор из интеллигентских слоев, их изнеженные руки не знали плуга или кувалды, даром что вольные каменщики. И были они какие-то совсем обычные и невзрачные. Никак не похожи на темных колдунов, которыми нас пугали в сказках.

Ощущение ирреальности происходящего только усилилось, когда я осматривал сопутствующие атрибуты – шпаги, кубки, начертанные письмена, алтарь. Никак не мог отделаться от ощущения, что вижу реквизит школьного спектакля.

Я взял с алтаря свиток, который читал Магистр. Текст был на русском языке.

«О Великий Телем, Духо-Материя проявленной Вселенной! Твоя стихия объемлет необъятные бездны Мироздания и пребывает во мне, ибо Вселенная и я едины.

Благословляем и славословим тебя, Неизреченная Пентаграмма Стихий, пребывающая в Великой Пентаграмме Человека и пробуждающая ее лучи к извечному Творчеству в Боге, Человеке и Вселенной!»

Держите меня семеро! Это что, молитва? Но каков накал пафоса и зауми! Все-таки они все помешанные. Недаром математик Хомичев к сектантам примкнул. Для психов здесь раздолье.

Дальше началась рутина. Нужно было осмотреть место, составить протокол. Опечатать и вынести вещественные доказательства. Отправить «светлячков» в камеры на Лубянке. Там с них снимут показания. Ну а еще предстоит дать их действиям правовую оценку.

Но нас это не касалось. Мы пригласили заезжего болгарского классика мистического разговорного жанра в отдельную машину, которая ожидала неподалеку. С ним предстоял особый задушевный разговор в помещении «Росснабконторы № 3»…

Глава 29

Для допроса болгарского мистика в особняке на Арбате нам отвели подвал с собранными вещественными доказательствами по старым делам. Я там еще не был и осматривался с интересом и удивлением. Это был такой музей с экспонатами на полках и под стеклом витрин. Здесь присутствовали ювелирные и кустарные изделия, амулеты, обереги, медальоны, стояли статуэтки уродливых божков и странные иконы с перевернутыми распятиями. А в углу возвышался черный и очень древний идол – похоже, ему молились еще пещерные дикари.

Стефан Славов никак не походил на задержанного, а также вовсе не выглядел деморализованным и смущенным. Держится так, как будто в крепкие руки ОГПУ попадает каждый день и не видит в этом ничего плохого. Широкоплечий, невысокий, но весь массивный, квадратный, внешность он имел больше восточную. Курчавые черные волосы, смуглая кожа, горбатый весомый нос, густые брови, длинные острые усы и пышные бакенбарды придавали ему вид экзотический. Не говоря уж о белоснежном просторном одеянии, напоминающем балахон.

Он прохаживался по подвалу, как праздный посетитель в какой-нибудь ленинградской Кунсткамере, а Рощин ему в этом не мешал. Будто все наши мероприятия имели одну цель – устроить гостю экскурсию.

– Общество «Слуги Бафомета»? – остановился болгарин около уродливой серебряной фигурки сатира.

– Ваша правда, – кивнул Поп.

– Ничтожества, – отмахнулся Славов.

Выяснилось, что многие предметы ему хорошо известны. И по их поводу уничижительных эпитетов он не жалел. «Мелочь». «Дрянь». «Игрушка». «Ничего ценного». В общем, коллекцию он забраковал. А потом как вкопанный остановился у церковного потира – эдакой мятой серебряной чаши без особых художественных изысков. Потянулся к нему, провел над ним ладонью, не касаясь. Потом глухо произнес:

– А вот это вещь… Страшная вещь.

– Именно, – согласился Рощин. – В потир собирали человеческую кровь жертв при черных мессах. Пред вон тем перевернутым крестом.

– А зачем? – не выдержал я, встряв в разговор.

– Дьявола вызывали, – пояснил Поп.

– И как успехи? – полюбопытствовал я едко.

– Не ответил, – отозвался Рощин без тени иронии.