Черта

«Штормило. Судно качало и трясло. Иллюминаторы пришлось закрыть во избежание проникновения воды. От запаха дезинфицирующих средств трудно было дышать. Я продолжал беспокойно метаться. Я немного приподнялся на койке. С верхней койки на меня полилась чья-то рвота… Никакого уединения. Мужчины, женщины, дети – все смешались… Больше всего мы страдали от недостатка воды. Каждый из нас запасался банкой воды вечером. Только на такое количество можно было рассчитывать до вечера следующего дня. Через несколько дней количество воды, которое получал каждый, сократилось, но сразу же стало известно, что за дополнительную плату можно было достать еще воды».

Отметим, что к 1900-м годам условия пребывания на судах стали значительно лучше, путешествие сократилось до десяти, а иногда и до шести дней. Этому во многом способствовала конкуренция между пароходными компаниями.

Но испытания, выпадавшие на долю вырвавшихся на свободу обитателей черты оседлости, не заканчивались пересечением Атлантики. Земля, на которую они ступали, вовсе не была усеяна золотом. Прибывшим практически из другого мира переселенцам нелегко было устроить свои многодетные семьи, найти работу. Уровень образования и квалификации, жизненный опыт – все это было у иммигрантов иным, создавало для них бесчисленные трудности. В поисках работы, не требующей специальной квалификации, многие пытались освоить занятия, знакомые им по прошлой жизни, например работу торговцев вразнос. Но и в этом случае необходимо было привыкать к более тяжелым условиям, к самой высокой в мире степени интенсификации труда, с которой переселенцы никогда прежде не сталкивались. Мемуары, литературные очерки повествуют об этом изнурительном деле, о том, насколько непроста была работа разносчиков или педдлеров (peddlers), постоянно рисковавших повредить спину бесконечным тасканием тяжестей.

И все же, несмотря на непрестижность такого занятия, многие иммигранты предпочитали лоток или тележку с товаром душным мастерским или изматывающим конвейерам промышленного производства, где царствовала потогонная система.

Описания невыносимых условий швейных мастерских, куда попадали бывшие портные черты оседлости и их собратья, не нашедшие себе другого применения, можно встретить в произведениях Либина, Кобрина, Рейзена, Аша, Кагана и других бытописателей нью-йоркского Ист-Сайда – района, где селились многие эмигранты из Российской империи. Открытием для американской читающей публики стал перевод на английский язык стихотворений Мориса Розенфельда «Песни гетто», лирический герой которых передавал ощущение безысходности и механистичности существования работников мастерских. Переводивший Розенфельда Лео Винер даже сравнил его поэтический цикл с поэзией Данте. Но если великий Данте говорил об аде, который ждет человека после смерти, то в стихах Розенфельда представал ад земной.

Сложности, связанные с работой, с поиском средств к существованию, были не единственным открытием, ожидавшим новых переселенцев. Непривычным было все, даже те области, в рамках которых вчерашние жители Черты никак не ожидали конфликта и дискомфорта.

Являясь частью общего иммиграционного потока, вливавшегося в США, евреи из Российской империи, безусловно, обладали многими его характерными чертами. Но были у них и определенные индивидуальные особенности. Религиозная принадлежность «новых» иммигрантов автоматически приписывала их к религиозному меньшинству – каковым они, собственно, и являлись по отношению к протестантскому большинству коренного населения. Пришлось им столкнуться и с дополнительной проблемой: немецкие евреи, представители второй иммиграционной волны (1820–1880 годов), в большой степени поддерживали реформистский иудаизм, который их восточноевропейским собратьям казался едва ли не вероотступничеством.

Доходило до вопиющих, с точки зрения российских евреев, случаев. Например, на страницах периодического издания «Восход»[84] корреспондент из Америки сообщал, что еврейская реформистская община в Сент-Луисе приняла решение вернуться снова к субботнему богослужению вместо введенного ею воскресного. По этому поводу была создана специальная комиссия, которая должна была решить, можно ли вообще заменять субботнее богослужение воскресным. Российское же еврейство, как и их собратья из Польши, оставалось верным ортодоксальным религиозным и национальным традициям, что часто воспринималось американцами, как фанатизм и религиозный обскурантизм.

Во многом эта религиозная и культурная обособленность объяснялась спецификой расселения и проживания евреев в Российской империи. Большинство их обитало в небольших городах и местечках Черты; их контакты с неевреями ограничивались в основном деловыми вопросами. В отдельные периоды лишь 4 % евреев империи обладали правом селиться в губерниях европейской части России за пределами Черты – то есть могли получить опыт длительного совместного проживания и общения с нееврейским населением; другие же – более чем 90 % – были не вполне готовы к столь резкой перемене образа жизни.