Черта

Благодаря литовским ешивам не только Вильно, но и вся Литва с прилегающей к ней частью Белоруссии могла считаться литовским Иерусалимом. Насыщенный особой еврейской атмосферой, город оправдывал свое неофициальное наименование, его еврейский квартал жил яркой национальной жизнью, и это давало повод всему еврейскому миру смотреть на Вильно как на Иерусалим в изгнании. Но с приходом к власти Николая I многократно возросло давление царской администрации, стремление «исправить» евреев стало навязчивой идеей. Символом этого времени стало учреждение в Вильно одного из двух раввинских училищ, предназначенных для подготовки «казенных» раввинов. Гораздо позже, уже в новое время, центром начавшегося в первые десятилетия ХХ века отхода от патриархальных традиций снова стал литовский Иерусалим.

Вхождение Литвы в состав России совпало с возникновением в Германии движения еврейского Просвещения – Гаскалы (мы уже неоднократно упоминали о нем в нашей книге). Географическая близость Европы, небольшое, но серьезное ядро хорошо владевших немецким языком, стремившихся к светским наукам и в то же время не порвавших полностью с традицией евреев, существование в Вильно еврейской печати – все это привело к тому, что именно здесь началась деятельность российских приверженцев Гаскалы (маскилим). Одним из первых был выдающийся талмудист рабби Менаше Элиер (1767–1831), чьи сочинения были сожжены по требованию литовских раввинов, как еретические. Рабби Менаше подвергал жесткой критике обычай изучать Тору, живя за счет общества, считал, что евреи должны заниматься не мелочной торговлей, а производительным трудом, и полагал, что научные знания не противоречат Торе. Другим крупным деятелем Гаскалы в Вильно являлся поэт и педагог Авраам Дов Лебензон (1794–1878), посвятивший всю свою жизнь распространению просветительских идей. Широкую известность принесла ему книга стихов «Ширей сфат кодеш» («Песни святого языка»). Выдающимся поэтом Гаскалы, первым крупным лирическим поэтом ашкеназийского еврейства, стал его сын Миха Йосеф Лебензон (1828–1852). Личная трагедия М.Й. Лебензона – открывшаяся в раннем возрасте смертельная болезнь – наложила особый отпечаток на его романтическое творчество. Оно стало новым словом в зарождавшейся светской еврейской поэзии Восточной Европы, в которой впервые зазвучали мотивы любовных переживаний:

В тоскливый тот вечер молчал я устало,
Но в гордости сердца, в презренье жестоком,
Не зная пощады, в меня ты метала
Ножи своих слов и пронзала упреком.

И это любви твоей чистые всходы?!
Такая любовь горше лютой печали!
Раздвинь же ночные угрюмые своды,
Открой мне очей твоих синие дали![102]

Из среды виленских маскилим вышел также родившийся в Вильно крупнейший поэт Гаскалы и один из наиболее активных поборников просвещения Йегуда Лейб Гордон (1830–1892). И ему не чужда была лирика, но, скорее, в духе Некрасова – он больше писал о нелегкой доле еврейской женщины. В звучных и сильных стихах, дополняя библейский иврит талмудической лексикой, он рисовал замечательный женский образ, отвечавший его поэтическому идеалу:

Что свод полуночный, луной озаренный,
В сравнении с глаз твоих сумраком звездным?
Что розы долин, ароматы Левоны –
С твоим ли сравнятся дыханием росным?
Твой взор – первозданного света отрада,
А лик – отражение Божьего сада.

И пусть не бела, будто снег, твоя кожа,
И лоб не сияет небесной печатью,
Пускай ты румянцем с зарею не схожа
И с ланью стремительной видом и статью –
Под тяжестью будней цветешь ты упрямо,
Не зная порока, не ведая срама[103].

Но основным направлением общественной и творческой деятельности Й.Л. Гордона было распространение идей Гаскалы. Он критиковал традиционный, доведенный до автоматического исполнения обряд, книжную пыль, покрывшую, по его выражению, еврейские кафтаны, и победу над невежеством видел, как и все маскилим, в стремлении к наукам и в светском образовании. Еврейский квартал Вильно был для него отрицательным примером косности и убожества по сравнению с широтой и блеском нееврейских просторов. И он, и другие виленские просветители считали, что сближение с европейской и русской культурой превратит евреев в полноценных и полноправных граждан, похоронит патриархальный уклад и оставит иудаизм только в качестве культурного наследия.