Черта

Более проницательными оказались руководители известной литовской ешивы в белорусском местечке Мир, которым удалось перед самой войной вывезти ешиву сначала в Литву, а затем, по документам японского дипломата Тиунэ Сугихары, через Москву, по Транссибирской магистрали, – в Японию и Китай.

У рава Салантера, Хафец Хаима и других знаменитых раввинов было немало последователей в Виленском крае, но те изменения, которые в эпоху Александра II потрясли традиционное еврейское общество, не миновали и Литву. Гаскала посеяла семена светской еврейской культуры, и, когда подошло время, они дали всходы. В казенных еврейских школах и в виленском раввинском училище (одном из двух в черте оседлости) преподавали деятели Гаскалы, и там же подрастала их смена. Уже в 40-е годы XIX века, с появлением журналов на иврите «Пиркей Цафон» и «Гакармель», Вильно стал центром еврейской журналистики, а знаменитая еврейская типография сделала город центром всего еврейского книгопечатания.

Теперь уже не только жаждавшая получить религиозные знания еврейская молодежь стремилась в Литовский Иерусалим. Сюда старались попасть молодые евреи, которых привлекал получавший все большее распространение светский образ жизни. Модное поветрие – желание стать частью большого нееврейского мира – привело в стан русской культуры таких выдающихся уроженцев Литовского Иерусалима, как скульптор Марк Антокольский и великий певец русской природы художник Исаак Левитан. В патриархальной еврейской среде им вряд ли удалось бы развить свои таланты.

И все же традиционная еврейская культура Литвы способствовала тому, что здесь преобладали не ассимиляционные, а национально-просветительские тенденции. Большинство литовских просветителей видели свою задачу не в том, чтобы сблизиться и даже слиться с нееврейской средой, а в переустройстве еврейского общественного уклада на фундаменте собственных национальных ценностей. Они хотели не рубить узлы еврейской традиции, а по-новому связать их нити в соответствии с требованиями эпохи. Здесь писали на иврите, который надевшие европейскую одежду бывшие ешиботники вынесли из ешив. Здесь был один из главных оплотов движения палестинофилов, из которого вырос российский сионизм, а одно из главных палестинофильских изданий – журнал «Гашахар» («Рассвет») имел в Вильно наибольшее число подписчиков. Здесь сторонники социализма и «фолкизма» (народно-демократического направления в еврейском Просвещении, от слова «фолк» – народ) развивали культуру на идише. В Вильно жил один из выдающихся российских палестинофилов, талантливый поэт и художник Мордехай Цви Ма́не (1859–1886), чья короткая жизнь была отмечена ярким всплеском таланта и любовью к стране Израиля, в которой он видел свой идеал:

На заре и я бы вышел
С пахарями в поле;
Затянул бы с ними песню,
Позабыл о боли.

Позабыл бы скорбь, увидев
Свет надежды милой,
И вернул бы ликованье
И былую силу.

Чтоб тебя, земля Святая,
Воспевать до гроба…
Так пускай же к возрожденью
Мы воспрянем оба![104]

Но не только культурным центром был Литовский Иерусалим: экономическое развитие России не обошло и его. Железная дорога из Европы в Петербург прошла через Вильно, стимулируя подъем экономики всего края, что сказалось на росте еврейского населения. К концу XIX века оно составляло не менее 40 % всех жителей города, полностью оправдывая его неофициальное наименование. Рост экономики способствовал росту числа пролетариев и ремесленников, в том числе среди еврейского населения. На фоне общего развития революционных настроений появились еврейские социалистические партии: Бунд (учредительный съезд которого состоялся в Вильно) и «Поалей Цион» (Рабочие Сиона).

В Литве, и особенно в таком большом центре, как Вильно, где в начале ХХ века проживало не менее 100 тысяч евреев, у Бунда и «Поалей Цион» существовала широкая база, и в критические дни первой русской революции это давало возможность противостоять погромам. Но в Литве ситуация с погромами в те годы была не такой острой, как на Украине и в других районах черты оседлости, а отношения с нееврейским населением еще не находились на той стадии, когда последнее, в массе своей, готово было проливать еврейскую кровь. Евреи поддерживали национальные устремления поляков и литовцев и в ответ также могли удостоиться некоторого сочувствия.