Чертежи волшебства

— Неплохо, неплохо, — девушка обернулась и заглянула ему в глаза, — за последние пять минут ты уже дважды попросил у меня прощения. Раньше такое случалось с тобой не чаще раза в год. Похоже, что ты и впрямь отчаялся найти выход.

— Не томи, говори! Что, по-твоему, нам следует сделать?

— Покаяться, — Шимаэл ждал продолжения, но Сейра умолкла и теперь вопросительно на него смотрела.

— Покаяться? И все? Это и есть твой путь к спасению?

— Разве этого мало?

— То есть нам следует виновато потупиться и, ковыряя ботинком землю, скорбным голосом пробубнить: «мы больше так не будем, простите нас, пожалуйста!»? Почему ты вдруг решила, что подобная ерунда избавит нас от расплаты?

— Ерунда? Ты полагаешь, что это просто?

— А в чем здесь проблема?

— Покаяние должно быть искренним! Или ты забыл, что Сиарна способна насквозь видеть наши мысли и наши души? Обман тут не пройдет.

— Ну и что? Я, действительно, искренне сожалею о том, что случилось, и даже готов попросить прощения у какой-нибудь из Жриц, буде она согласится меня выслушать, — Шимаэл встал и начал ходить из стороны в сторону по каменистому берегу, размахивая руками, чтобы немного согреться, — вот только я сомневаюсь, что это поможет. Им-то от моих соплей никакой радости.

— Вы, мужики, только так и можете, ты — мне, я — тебе! — Сейра в сердцах даже плюнула под ноги. — Держу пари, что Чак спал и видел, как наладить взаимовыгодный обмен с этими его зелеными человечками! А Ванька всегда жил по принципу: ты мне в ухо, а я тебе — в глаз! Иначе вы не умеете! И о других по себе судите!

— Чем тебе мои рассуждения не нравятся?! Тебе же популярно объяснили, что эта твоя Сиарна, кем бы она ни была, насквозь рациональна! Вот и я стараюсь мыслить соответственно, — чтобы хоть чем-то заняться, Шимаэл начал собирать булыжники и складывать их вокруг тела Айвана, намереваясь соорудить тому хоть какую-то могилу, — какая ей разница между мной покаявшимся и мной обыкновенным?

— Очень даже большая! Если человек искренне раскаялся, это означает, что он изменился.

— И как именно я должен измениться?

— Ты поймешь сам, когда будешь к этому готов.

— А я готов, — Шимаэл выпрямился и развел руками, — пожалуйста, могу попросить прощения хоть сейчас, вот только у кого? У необъяснимого явления природы, которое нас так невзлюбило? У Высшего Разума, ставящего на нас свои садистские опыты и наблюдающего за нами в большой микроскоп? У инопланетных зеленых, синих или серо-буро-малиновых человечков? Но это же глупо!

— Сиарна — богиня, дубина ты стоеросовая! Ты должен покаяться перед лицом бо-ги-ни! Причем искренне, а для этого ты должен сначала в Нее поверить, — Сейра вздохнула, — так что тут ты пролетаешь мимо денег. И вообще, зря я этот разговор затеяла, тебе он ничем не поможет. Теперь это очевидно.

— Сиарна. Богиня. Ну конечно же! — Шимаэл попытался смахнуть со стекол очков нависшие на них капли воды, но при этом только перемазал их и свой лоб грязными пальцами. — Ладно, согласен, тут со мной все ясно. Но ты? Ты ведь веришь в Сиарну, я же вижу!

В ответ Сейра лишь обреченно кивнула.

— Но тогда тебе и карты в руки! Почему ты сама не испросишь у нее прощения? Почему не покаешься, если понимаешь, что именно через покаяние можно обрести Ее прощение?

— Потому что я ее НЕНАВИЖУ!!! — Сейра вскочила на ноги в бешенстве запустила в воздух первым же попавшимся под руку камнем. Она запрокинула голову и, обращаясь к черным тучам, закричала что было сил, перекрывая рев реки и грохот грозы. — Ты слышишь меня, сука?! Я тебя ненавижу!!! Ты можешь сколько угодно меня запугивать, можешь убить, но я никогда не стану твоей послушной марионеткой!!! Я не буду ползать перед тобой на коленях, умоляя о пощаде!!! Я умру стоя, как свободный человек, а не как покорный раб, слышишь?! Не-на-ви-жу!!!

Шимаэл так и застыл с раскрытым ртом, никогда прежде ему не доводилось видеть Сейру в такой безумной ярости. А он-то считал, что хорошо ее знает! Это до какого же состояния надо было довести обычно хладнокровную и уравновешенную помощницу капитана, чтобы она так взвилась?! Как выяснилось, дело обстояло куда серьезней, нежели он предполагал, и все ее резкие смены настроения, метания от холодной злобы к сентиментальности — все было следствием той внутренней борьбы, что происходила в ее душе в последние часы.

Сама же Сейра, выплеснув в отчаянном вопле все то, что накипело у нее на душе, неожиданно успокоилась, и ее лицо приобрело равнодушное и даже умиротворенное выражение. Отметя прочь терзавшие ее сомнения, она, наконец, пришла к окончательному решению и вновь обрела внутреннее равновесие, как улегшаяся на ограничитель стрелка давно зашкалившего прибора.

Она подобрала свой рюкзак, после чего, пошарив в кустах, отыскала брошенный туда Шимаэлом нож и, вложив его в чехол, повернулась к пилоту.

— Пошли отсюда. Здесь нам делать больше нечего.

Шимаэл, спохватившись, захлопнул рот и поднял перед собой мокрый булыжник, который держал в руке.

— Сначала надо закончить с Айваном.