Чертоги Казад-Дума (СИ)

— Уходи, пока участь эта не постигла и тебя, — зарычал Больг, не желая выслушивать моральную отповедь. Ранее сокрытая раскидистыми ветвями, женщина неспешно шагнула вперед. Голубоватый свет озарил ее лик и наполнил глубокие кубовые глаза сполохами возрождающейся ночи. Чернокрового отчего-то бросило в жар. Незнакомка оказалась гномкой.

— Боюсь, что такой жребий дважды вытянуть невозможно, — она улыбалась. Беззлобно, бесстрашно, бесстрастно. Холодная ярость плясала в ее глазах, но голос убаюкивал, а движения завораживали. Больг попятился назад, начиная понимать, с кем, а точнее с чем, говорит. Он был орком, но это не значит, что был глуп. — Я уже мертва, Больг, сын Азога, урука, захватившего Морию. Даже если ты очень хочешь, не сможешь причинить мне ни боли, ни страданий.

— Чего желаешь? Зачем пришла? — в голос чернокрового прокралась дрожь.

— Я хочу предложить тебе иную жизнь, урук, — проворковала гномка, и от произнесенных ею слов Больга окатило волной удушающего жара. — Ты говорил с Феанором и видел Ниар, принцессу Дор Даэделота. Полагаю, Саурон много рассказывал тебе как о Нолдо, так и о детях Моргота. Ты знаешь, на что способна Красная Колдунья и, уверена, ты слышал ее призыв. Наверное, он в сознании твоем отпечатался подобно выжженному тавро. И ты слышишь его до сих пор.

— Переходи к делу, призрак, — Больг перебил гномку, чувствуя трепет и слабость во всем теле. Грудную клетку будто переполнил горячий воздух. Расшалившееся сердце выбивало быстрый ритм марша. Тревога охватило сущность урука.

— Я хочу, чтобы ты прислушался к голосу Ниар, — гномка, сложив руки на груди, хищно улыбнулась. В ледяной стали ее глаз полыхнули искорки жестокости и тщеславия. — Я хочу, чтобы ты заглянул в себя и понял, насколько сильны связи между твоим народом и детьми Мелькора. Ты должен понять, какой путь избрать. Правильного и неправильного с определенных пор не существует вовсе. Однако могу обещать тебе, урук. Какой бы выбор ты ни сделал, победа останется за теми, кто до сих пор хранил верность землям Белерианда. В наследниках ангбандского трона сокрыты тайны, за которые Аман готов заплатить высокую цену. Определять ее придется нам. И так… Сколько стоит свобода?

Сколько стоит свобода? Независимость? Чистота слова и духа? Балин считал, что эти ценности, вечные, как само мироздание, невозможно оценить. Вероятно, он ошибался. До сих пор он испытывал благоговение и гордость при взгляде на Торина. Однако кое-что изменилось в Короле за время путешествия и это что-то не вдохновляло старого гнома на подвиги.

— Что ты хочешь от меня, Балин? — суровый в лице, сын Траина резко повел рукой, будто отрицая своим жестом саму возможность разговора о Ниар. — Ты желаешь оставить ее здесь? Без оружия и защиты?

— Этого сделать я не предлагал, — тут же попытался оправдать свои слова старец. Кровоточащее сердце сжалось в ледяной комочек. Балин, прищурившись, опустил плечи. — Я просто попытался сказать тебе, что, возможно, нам не следует вести ее к Ривенделлу. Давай просто доведем девушку до ближайшего человеческого поселения, дадим пару золотых, а сами отправимся к Имладрису.

— Исключено, — тут же рыкнул Торин, сдерживая рвущееся наружу раздражение. В последнее время еще более замкнутый и молчаливый, который день подряд молодой Король пребывал в крайне скверном настроении. Вообще, после Гундабада эреборец все чаще сидел вдали от всей компании, раздумывая о чем-то своем.

— Почему ты так ее защищаешь? Ведь только совершенно глупый не поймет, что Ниар – не просто девчушка с придорожного кабака, — в отчаянии Балин ударил кулаками по ногам. Более не желающий слепо принимать на веру доводы подопечного, гном решил высказать свое мнение прямо. — Я понятия не имею, что стряслось там, внизу, после того, как ты упал с треклятого моста. И никто не знает, в чем заключается правда. Однако я более чем уверен, что после такого падения вряд ли даже тролли смогли бы выжить, не говоря уже о нас, гномах. И твое ранение… я собственными глазами видел, как копье прошило твое бедро. Кровь ручьем хлестала из ноги, успев за пару секунд окрасить лед в бордовый. Неужто мне привиделось?

— А ты сам подумай, может, и так, — гнул свое Торин, начав ходить из стороны в сторону. Его синие глаза пылали из-под густых, темных бровей. Насупленный, сжатый, он явно приготовлялся биться со своим учителем до победного конца. — Я не помню никакой раны. Я в принципе плохо помню, что там происходило.

— Прекрати, — попросил Балин, срываясь на крик. Компаньоны, мирно собиравшиеся порыбачить в неглубокой речушке чуть поодаль, заслышав звуки намечающейся ссоры, начали поворачивать головы в сторону беседующих. Покосившись на друзей, седовласый мудрец продолжил, чуть сбавив тон: — Не стоит обманывать меня вот так, в лицо, без стыда. Мне не нужны твои оправдания и уж тем более не нужны объяснения, ведь и так все ясно. Но не дозволяй страстям брать верх над рассудком, Торин.