Чертоги Казад-Дума (СИ)

Так, он злился на эльфов. Как совсем недавно злился на бессмертных предводитель гномьей компании. И хоть Бильбо не имел личных счетов со старшими детьми Илуватара, он все же ощущал негодование по отношению к ним. Живущие своей тихой размеренной жизнью, Эльдар, будто слепые котята, упрямо игнорировали сторонние несчастья. Добровольно надевшие шоры себе на глаза, мудрые и тактичные эльфы видели мир идеальным и не требующим изменений. Они отрицали чужую правду и лишь за свою истину они были готовы вступиться в бой. Подобного лицемерия Бильбо не мог одобрить в силу собственного врожденного благородства. Для смельчака не существовало двойственных понятий.

Злобу испытывал Бильбо и к Гэндальфу. Куда делся этот старый прохвост? Какое он имел право бросать друзей в самый ответственный момент путешествия? Умный, хитрый, «добрый» Гэндальф. Так ли добр он был, так ли честен? Бильбо начинал сомневаться. Он имел право сомневаться, хотя бы потому, что воспетый в сказках и легендах волшебник не исполнил даденного обещания. А разве так поступают люди достойные?

Мистер Бэггинс не был в этом так уверен. Глядя на найденное колечко, обдумывая все те происшествия, что имели место быть, он все чаще приходил к мысли, что хваленые эльфийские ценности являлись лишь хорошо украшенной ширмой, за которой бессмертные прятали собственные грязные секреты и грешки.

— Ниар подарила мне книгу, — неожиданно даже для себя, Бильбо обратился к Элронду. Ровный и холодный тон напугал хоббита: сила, исходящая изнутри, обрамляла произносимые слова в тернистые рамы иронии. — Еще по дороге в Эребор. Маленькая такая книжка, истрепанная. Мы читали ее с друзьями у костра. Кажется, она была написана много лет назад. В ней рассказывалось об эльфе по имени Феанор, о его детях, о других героях ранних эпох. Старые истории породили во мне множество вопросов. Гэндальф посоветовал адресовать их именно Вам. С Вашего позволения я так и поступлю. Не думайте, я не займу у Вас много времени. Как по-Вашему, Феанор был злодеем или спасителем?

Элронд, казалось, пришел в замешательство. Сильно удивленный, он поднял брови, отпрянул от балюстрады, вытянулся в струнку. Его красивое и мудрое лицо потемнело, яркий взгляд померк.

— Был ли Феанор злодеем? Право, не ожидал услышать этот вопрос от хоббита, — Владыка Имладриса, спустя пару секунд гробового молчания, все же выдавил из себя мучительную фразу. Криво улыбнувшись, бессмертный опустил взгляд к Бильбо. Последний, блеснув глазами, лихо убрал волшебное колечко в карман. Не хотелось мистеру Бэггинсу дозволять чужим взглядам касаться чудесной вещицы. — В нем было столько же хорошего, сколько и плохого. Мне сложно судить Феанора, ибо я могу оказаться предвзят. Но кажется мне, что его прегрешения вполне можно простить. Не каждый из нас, столкнувшись со злом лицом к лицу, сумеет удержаться от соблазна. Конечно, Кузнец повинен во многом, но и я не безгрешен.

— Считаете, что любой может при определенных обстоятельствах отойти от священных наветов правильного? — Бильбо вначале не собирался напрашиваться на беседу о спорных вещах. Но что-то переменилось в нем. Что-то мешало маленькому хоббиту видеть справедливость и благо в вещах, казалось бы, совершенно невинных. — Каждый из нас может стать по-своему Феанором? Поднять руку на братьев своих, чтобы достичь поставленных целей?

— Никто не огражден от духовных болезней, мистер Бэггинс, — теперь говорящий совершенно спокойно, Элронд будто и не заметил грубых намеков в тоне собеседника. Поджав губы, эльф отстраненно поглядел вниз. Музыка флейт, доносящаяся с атриума до говорящих, убаюкивала. — У каждого из нас свой собственный взгляд на мир. То, что кому-то кажется совершенной истиной в последней инстанции, другому может показаться чистейшей ересью. Мне кажется, Феанор просто запутался в своих суждениях и ослеп от овладевших его сущностью страстей.

— Или прозрел благодаря им, — буркнул Бильбо себе под нос. Владыка Элронд вздрогнул как от удара хлыста, заслышав короткую реплику храброго Ширца. Будто ужаснувшийся подобной мысли, эльф посерел и ссутулился. Мистер Бэггинс, поняв суть своей ошибки, коротко поклонился хозяину Ривенделла и попятился назад: — С Вашего позволения я, пожалуй, пойду, посплю. В последнее время мой сон стал совсем дурен. Быть может, сладкий воздух Имладриса исправит положение. Блаженные грезы многое могут исправить. Даже горькая реальность оказывается вполне приемлемой тогда, когда разум проигрывает последний бой вечной и старомодной покорности.