Делать было нечего - в два глотка я допила остатки зелья, и, дождавшись, когда лютая горечь хоть немного прояснит погружающийся в сон разум, поторопила Ласточку. Времени у меня оставалось не так уж и много, холод пробирал уже до костей, зелий больше нет, а от мысли, что я сама себя загнала в ловушку, под сердцем словно бы сворачивалась в кольцо склизлая сороконожка. Что же до колдовской тропы, то она продолжала петлять в тумане, и вокруг по прежнему не было даже намёка на то, что конец пути близок!
...Наконец, когда я уже готова была сдаться, Ласточка сердито заржала и остановилась перед огромным, лежащим на боку, менгиром, всю поверхность которого, покрывали уже знакомые мне спирали и волны.
А, значит, я добралась таки до конца зачарованной тропы!
Заметив, что отпечатки лошадиных копыт вокруг камня здесь перемежаются ещё и следами сапог, я тоже спешилась, и, ведя лошадь в поводу, начала обходить менгир противосолонь. Но едва успела сделать три шага, как Ласточка, внезапно заупрямившись, стала рваться прочь. Я попыталась успокоить её, но кобылу точно овод укусил - прижав уши, она с испуганным ржанием кинулась прочь от менгира.
Уздечка вырвалась из моих занемелых пальцев, точно живая, а Ласточка, отчаянно вскидывая круп, и, словно бы, лягая что-то невидимое задними ногами, скрылась в немедленно подступившем к самому менгиру тумане.
Первой моей мыслью было броситься вслед за внезапно взбесившейся кобылой, но потом откуда то пришло понимание, что разрывать уже начатый круг нельзя - Ласточку я всё одно уже не найду, да а к камню вернуться не смогу. Вздохнув, поправила давящий плечо ремень сумки - возможно, лошадь стала моей платой за проход. Цена немалая, но, учитывая нрав Седобородого, пусть уж будет так, как есть.
Отвернувшись от наплывающего на менгир тумана, я продолжила обходить камень, мысленно считая на шаги. Семь, восемь, девять...На десятом я почувствовала внезапное удушье, но рванувшись вперёд, таки завершила круг. И тут же зажмурилась от яркого света. Пока я блуждала по тропам Седобородого, в обычном мире ночь уже давно сменилась днём!
Когда я, проморгавшись от внезапно выступивших слёз, смогла оглядеться, то обнаружила, что стою в небольшой кленовой рощице. Казавшийся огромным на тропах Седобородого менгир здесь был почти полностью засыпан землёй и снегом, а солнце на синем небе вошло в зенит. Погода стояла безветренная и солнечная, а о жутком холоде среди зачарованного тумана теперь напоминал лишь быстро истаивающий с опушки плаща иней. На первый взгляд казалось, что я ещё хорошо отделалась, но вот на второй всё выглядело уже не так радостно. Мало того, что я теперь безлошадная, так ещё и понятия не имею, где нахожусь! Кроме того, лёгкое головокружение и слабость намекали на то, что действие яда скоро возобновиться, а замедлить его больше нечем. И хотя слова преследователей вроде бы намекали, что попавшая мне в кровь отрава не смертельна, несколько дней болезни она подарит наверняка.
Значит, надо срочно искать людей - хату на отшибе или деревеньку на три двора - там, если повезёт, я смогу найти хотя бы самые простые травы и отлежаться. А ещё узнать, куда меня завела тропа Седобородого - хорошо было бы оказаться как можно дальше от тех мест, по которым рыскают потерявшие беркута амэнцы. Но если это не так, то и тогда существует возможность выкрутиться - новости до деревенских доходят обычно с опозданием. Так что, в отличие от хозяев постоялых дворов, они могут не знать о розысках непутёвой жрицы.
И хотя чужим доверием пользоваться не очень хорошо, ещё одно столкновение с амэнскими колдунами станет для меня последним. Я и так ушла от них, словно лиса из басни, оставившая в клыках собак собственный хвост!
Меж тем, давшая мне укрытие рощица оказалась совсем небольшой - уже через пятнадцать шагов я оказалась на краю широкого поля, слева и справа от которого стояли свечками высаженные в ряды тополя. Было очевидно, что они обозначают дорогу, но выйти на тракт я так и не решилась, а потому повернула обратно.
С другой стороны рощица спускалась в неглубокий яр, по дну которого бежал узкий, так и не замёрзший ручей, и, поразмыслив, я решилась идти по течению. Ручей весело журчал меж серых камней, снега на дне оказалось немного, так что идти было относительно легко. По верху яр густо зарос ивняком и ольхой, а ещё я обнаружила, что на склонах овражка то там, то здесь проложены укреплённые камнями канавы. Они, очевидно, служили для того, чтобы по весне убирать лишнюю влагу с полей. Похоже, на этих землях обживались основательно и надолго.
Последние мои предположения получили самое скорое подтверждение - когда через несколько перестрелов ивняк сменился зарослями стриженой жимолости, я осмелилась подняться по склону оврага, чтобы взглянуть, что скрыто за живой оградой, и увидела сад. Яблони и сливы с обмотанными рогожей стволами и со знанием дела подрезанными ветвями ровными рядами уходили к смутно белеющей вдали усадьбе.