То, что зло порождает зло и цепную реакцию не остановить, в отношении войны говорилось не раз. Преемственность войн в европейской истории очевидна. Калло показывает, что война – и это задолго до демократических войн XX века! – дело народное, в войнах участвуют не по принуждению короля, но оттого, что насилие людям присуще в большей степени, нежели мирный труд. Офорты Калло – это исследования психолога войны; вот смотрите, как происходит: солдаты становятся мародерами, крестьяне мстят мародерам и делаются преступниками, власть вешает преступников. В результате изучения серии офортов зритель убеждается в круговороте зла. Зачем было вести войну, если война никого не защищает, но всех превращает в негодяев?
Калло продолжает свои военные серии рассказом про уродов, изготовленных войной, создает цикл «Нищие». Надо сказать, что бродяжничество во времена Тридцатилетней войны считалось преступлением, за него ссылали на галеры; это тем более потрясающий закон, что война превратила в нищих огромное количество людей – так преступниками стали тысячи обездоленных. Задолго до Домье Жак Калло нарисовал пауперов; но, в отличие от парижского литографа, Калло не высказал отношения к явлению. Домье рисовал героев, Калло изображает толпы: толпа не может страдать и толпе невозможно сочувствовать. Так бессердечное ремесло офортиста оставило нам свидетельство ужаса, но ужас ли это или виртуозное искусство – мы должны решить сами.
Жак Калло – так принято считать – величайший художник французского маньеризма; осталось только понять, что же такое маньеризм.
Считается, что маньеризм жертвует всем ради внешних эффектов. Техника ради техники, утрата жизненности стиля, завитушки и обильный орнамент, характерные змеевидные фигуры с вытянутыми пропорциями, кокетливая изломанность линий – архитектура маньеризма сочетает в себе несколько стилей, как и, допустим, другой эклектичный стиль – ар-нуво. Исследователи выделяют несколько типов маньеризма: от рудольфинского с характернейшим Арчимбольдо (этот живший в Праге итальянец, предтеча сюрреализма, рисовал лица, составленные из фруктов и овощей) до римского маньеризма Караваджо, которого одновременно числят великим реалистом. К маньеристам относят манерного гордеца Бенвенуто Челлини, сладостного Якопо Понтормо, аугсбургских мастеров золотого литья, мятежного генуэзца Алессандро Маньяско.
В слове маньеризм содержится обвинение в излишней вычурности, но если мы попытаемся эту вычурность обособить от опыта предыдущего искусства, у нас ничего не получится. Линии маньеристов изломаны и витиеваты, язык маньеризма нарочито экстатический, но ведь и линии «пламенеющей» готики тоже изломаны и витиеваты. Шеи персонажей Пармиджанино по-лебединому изогнуты, но будем справедливы: на картинах строгих бургундцев, у ван Эйка и Дирка Баутса шеи героев вытянуты до невозможности. Некоторые искусствоведы считают, что маньеризм есть прелюдия барокко; при таком подходе он предстает поиском жанра. Постепенно достигая государственного масштаба, обретает характер большого стиля и превращается в барокко. Верно ли предположить, что барокко – это государственный маньеризм?
Но характеристики маньеризма распространяются далее поверх барокко; кокетливая линия остается доминантной в изображениях вплоть до дворцового стиля рококо. Когда возникла порхающая линия Антуана Ватто, когда появились небрежные сангины Фрагонара? В этих упоительных этюдах вновь ожила эстетика маньеризма; она, собственно говоря, никуда и не уходила, она лишь спряталась в пышных барочных кулисах. В XVIII рокайль-ном веке, когда в рисовании светского быта, как и в застольном остроумии, стали чураться многословия (достаточно едкого штриха), опять вспомнили манеру Жака Калло, и более того – вспомнили школу Фонтенбло, то есть приемы классического французского маньеризма времен Франциска I, который начался с итальянских заимствований, но кончился национальной школой. Жак Калло оставил наряду с гравюрами сотни набросков, он рисовал с той внимательной рокайльной легкостью, которая составит впоследствии прелесть рисунков Ватто и Габриэля де Сент-Обена, певцов мотылькового рая предреволюционной Франции. Поразительно то, что легкие линии Ватто и Сент-Обена изображают адюльтеры и реверансы, но эти линии произошли из линий Калло, фиксировавшего массовые казни.
Талейран однажды воскликнул: «Тот, кто не жил до 1789 года (то есть до революции. –
Вот что важно понять про маньеризм: это изысканное кокетливое творчество сопутствовало долгой европейской войне; оно войну описывало и выражало.